Служанка двух господ
Шрифт:
– Экземпляры экспонатов, – непонятно ответил Стриженок и выбрался из коридора в большую комнату, почти лишенную мебели, но зато плотно заставленную такими же, как в коридоре, ящиками и коробками. – Присаживайтесь сюда… – И он придвинул гостям две табуретки, выкрашенные масляной краской цвета «тучи над городом встали». Сам он уселся на фанерный ящик и подогнул одну ногу.
– Дело в том, – гордо сообщил он, – что я – музейный работник. Хранитель, так сказать, нашей истории.
– И что же вы – всю нашу историю храните в собственной квартире? – вежливо
– А что же делать, если больше никому она не нужна! – с тяжелым вздохом произнес Стриженок. – Если никого, кроме меня, она больше не интересует! Я больше двадцати лет проработал в музее, а теперь, в это торгашеское время, музей закрыли и меня выставили на улицу! А все потому, что в это время все продается и покупается! Все из-за таких людей, как моя бывшая жена!
– Ваша бывшая жена – это Ольга Федоровна? – догадался сообразительный Маркиз.
– Разумеется! – с пафосом воскликнул хозяин и поджал под себя вторую ногу. – Мы с ней давно разошлись! Я не хочу иметь ничего общего с этой подлой, меркантильной личностью! У меня есть в жизни другие, высокие интересы! – Он гордо окинул взглядом комнату. – Когда-нибудь наступит другое время, когда люди снова начнут интересоваться своей историей, и тогда они вспомнят обо мне! И я скажу тогда: вот оно, все это я сохранил ценой невзгод и лишений!
– Надо же, как интересно! – вздохнула Лола и пошире распахнула собачью шубу: в квартире Стриженка было жарко и душно.
От этого неосторожного движения накладной бюст примерно восьмого размера несколько сместился. Лола поправила его небрежным движением локтя. Стриженок закашлялся и вылупил глаза, потеряв нить разговора.
– Так вы не поддерживаете отношений со своей женой? – проговорил Маркиз, пытаясь подтолкнуть разговор в нужном направлении.
– С бывшей женой! – уточнил Стриженок.
– Как же с бывшей? – не сдавался Маркиз. – По имеющимся документам, вы с Ольгой Федоровной не разведены и она прописана… то есть зарегистрирована по этому адресу…
– Это она нарочно! – взвизгнул Стриженок. – Она лелеет коварные планы отсудить у меня половину квартиры! Но ей не видать этой жилплощади как своих ушей! Квартира необходима мне для хранения исторических ценностей! Я потому и не развожусь с ней, что она хочет при разводе отнять у меня площадь… но ей не видать ее! – повторил он, для верности топнув ногой. При этом ближайшая к нему коробка развалилась, и на пол посыпались толстые глянцевые журналы. Леня скосил глаза и прочитал на обложке название «Лектор-пропагандист».
– Вот так каждый раз! – плаксивым голосом проговорил Стриженок и кинулся собирать рассыпанные экземпляры. – Стоит мне разволноваться, как происходит разрушение упаковки… упаковка, понимаете, некачественная… Финансирование прекращено… конечно, следовало бы хранить все эти бесценные экспонаты в специальных металлических контейнерах, но где их взять? А эта мерзавка, я имею в виду бывшую жену, подсылает ко мне людей с посулами и
– Говорят же вам: нет! – Маркиз скривился, как от зубной боли. – Мы сами ее разыскиваем в связи с ДТП…
– Расколотила, блин, нашу машину и смылась! – добавила Лола.
Она подняла с пола один из журналов и принялась им обмахиваться.
– Что вы делаете! – взвизгнул Стриженок, выхватывая у нее журнал. – Это же восьмой номер за семьдесят шестой год! Тот самый номер, где была опубликована классическая статья профессора Семихвостова «Звериный оскал капитализма»! Это единственный экземпляр в стране! Все остальные утрачены!
– За неимением в те годы туалетной бумаги, – вполголоса вставил Леня.
– Что вы сказали? – подозрительно переспросил его Стриженок.
– Я поинтересовался, в каком же музее вы работали?
– Как, разве я вам еще не сказал? – Стриженок приосанился и гордо сообщил: – В музее истории агитации и пропаганды! Между прочим, я был там старшим научным сотрудником!
– Небось и кандидатскую степень имели?
– А как же! Я защитил диссертацию на тему «Методика проведения лекций о международном положении в оленеводческих колхозах Крайнего Севера»…
Глаза его подернулись мечтательной дымкой воспоминаний, и он вполголоса добавил:
– Как меня встречали на местах, когда я приезжал для сбора фактических материалов! Как встречали! Лучший номер в гостинице, обкомовский паек, машина с шофером! Приезжаю в лекторий – стол накрыт, а на столе – оленина, красная рыба, моченая брусника…
– Бойцы вспоминают минувшие дни, – тихо проговорил Маркиз.
Лола, которая совершенно упарилась в китайской шубе, снова поправила съезжающий на сторону бюст и раздраженно проговорила:
– Нам про вашу моченую оленину не очень интересно. Нам бы лучше адресок вашей жены…
– Вот так относится молодое поколение к истории своей страны! – с пафосом произнес Стриженок. – Вас совершенно не волнует наше прошлое! А адреса Ольги я не знаю и знать не хочу! Я не желаю даже дышать одним с ней воздухом!
Лола хотела сказать, что тоже не очень хочет дышать одним воздухом с Орестом Францевичем, потому что воздух у него в квартире был на редкость сухой и пыльный от обилия «экспонатов», но решила смолчать, чтобы не настроить против себя раздражительного хозяина.
– Так вы не знаете ее адреса, – огорченно протянул Маркиз. – Выходит, мы зря к вам приехали…
– Адреса не знаю, – подтвердил Стриженок. – А вот телефон, по которому с ней можно связаться, у меня есть. Записывайте… Я не могу допустить, чтобы эта хищница, эта подколодная змея вышла сухой из воды! Найдите ее и добейтесь примерного наказания! Чтобы ей было неповадно…
Стриженок вытащил из ящика, на котором сидел, растрепанную записную книжку в красной обложке с надписью золотом «Участнику тридцать четвертой конференции пропагандистов Министерства холодильной промышленности» и раскрыл ее.