Служанка колдуна
Шрифт:
— Нет, фальшивка. Вместо печатей и подписей — морок. Если помните, я заставил приказчика выкинуть артефакт-обнаружитель магии. Иначе обман бы раскрылся.
— А в зале суда? — не унималась вторая ученица. — Вы же сами говорили господину Монку, что там артефакты тоже есть.
— Да, есть, — кивнул маг, — но если прочитать над пергаментом заклинание стазиса, то артефакт не почувствует магии.
— «Стазис» не ложится на «морок», — уточнила я. — Они несовместимы. «Морок» сразу улетучивается.
— Если капнуть на пергамент «закрепителем», то никуда не денется, — глаза учителя
— Болотная вода, железная стружка, чёрная смола, — охотно загибала я пальцы и едва дышала от восторга. В книгах такого нет и никогда не будет. Вот что значит опыт, помноженный на талант и годы жизни. И всё это могло пропасть, умри Роланд Мюррей по-настоящему. Как же мне повезло. Какие же мы с Мери счастливые! — птичий помёт и горюн-трава. Много горюн-травы.
— Верно. Так что в суде подвоха с документами не заметят. А если господин Монк будет настолько упрям, что захочет проверить настоящие записи в учётных книгах, то его ждут два неприятных сюрприза. Первый. Здание суда, где якобы осудили Альберта Норфолка, сгорело два года назад. Вместе с архивом, да. И второй. Я специально указал местом рождения Генриха и Альберта деревню Выселки. Знаете, сколько их в королевстве? Пятнадцать. И знаете, где? На выселках. На самых дальних окраинах королевства. Замучается ездить. Полгода потратит. И то, если все другие дела бросит. Я успею выиграть суд, всё будет хорошо. Альберт Мюррей — колдун и точная копия деда. Ни один судья в здравом уме не вынесет решение в пользу Гринуэйя. Замок и земли снова станут моими.
Я верила в это всем сердцем, а Мери, кажется, сомневалась. Или просто до сих пор дула губы невесть на что.
— Так вот, — учитель сцепил пальцы в замок и посмотрел на нас обеих. — Приказ не показываться на глаза господину Монку остаётся в силе. Я до сих подозреваю, что бумаги его волнуют постольку поскольку. Он ищет шар. Сам или по заданию хозяина — не важно. Ищет. А мужчины его профессии верят, что женщины чрезвычайно болтливы. Увидев вас, юных и неопытных, он обязательно захочет вытянуть как можно больше. Не давайте ему шанса. Близко к нему не подходите. Мы договорились? Или так же, как с приказом сидеть в трапезном зале?
— Мы договорились, — поспешила ответить я. — Ещё раз простите нас, учитель. Больше такого не повторится.
— Хорошо, — ответил он и поджал губы. — Тогда свободны. Задание для тренировок — зелье-закрепитель, заклинания стазиса и морока. Даю два дня на то, чтобы спрятать от меня одну фальшивку среди девятнадцати настоящих документов. Если я её найду, месяц будете спать не в своей комнате, а в подвале. Наказание достаточно суровое или мне ещё подумать?
— Достаточно, — поспешила заверить его я, и Мери согласилась.
Мередит
Колдун ухаживал за мной набегами, как разбойники из Пустого приграничья разоряли деревни. Он не спрашивал, хочу ли я его внимания. Вопрос «да» или «нет» не стоял. Только «когда ты будешь готова сдаться?» А если никогда? Насколько хватит его терпения? Не превратится ли настойчивость в насилие?
Никто не мог ответить мне на этот вопрос. Карфакс молодел и с каждым днём становился сильнее. От простых заклинаний
На робкий вопрос «простите, а что стало с вашим гардеробом» колдун ответил «поизносился за пятьдесят лет». Вот так просто и без подробностей, да. Гензель, конечно же, ничего не понял. История с Альбертом Мюрреем, осуждённым рубить камень в каменоломне, ещё не просочилась в город. Карфакс велел нам с Бель засечь время до появления слухов. Хотел проверить, насколько болтлив господин Монк. И, если повезёт, выяснить, откуда пойдёт сплетня.
— Анну в трактире нужно спрашивать, — сказала я. — Она всё обо всех знает.
— Хорошо, — не стал спорить колдун, — но слишком часто туда не ходите. Там может ужинать Монк.
«Что ж нам теперь в городе совсем не появляться?» — хотела огрызнуться я, но смолчала. Если Бель в деле похищения шара оказалась не при чём, то за остальных подозрительных личностей, интересующихся замком и его хозяином, я ручаться не могла. Зато вспомнила о портретах в подвале. Когда вторая ученица начала засыпать над книгой с заклинанием морока, позвала её посмотреть на родственников Роланда Мюррея.
— Большой подвал, — со вздохом сказала она, разглядывая каменные стены нашей будущей темницы. Судя по тому, как медленно варился «закрепитель» и как плохо «морок» на него реагировал, пора обживаться. — Меня дома в погреб сажали за провинности. И лишали книг. В первый день я умирала от страха, а во второй от скуки.
— Мои родители не позволяли детям так долго прохлаждаться без дела, — хохотнула я. — Братьев сразу пороли розгами, а нас с Еленой отправляли на огород. Полоть сорняки на грядке с только что взошедшей морковью — то ещё наказание. Нам направо. Поставь свечу вот сюда.
От магии под вечер тошнило. Не сговариваясь, мы с Бель взяли обычные свечи, подпалили фитильки от лампы и понесли в подвал. Свою подруга поставила на полку, а я сдёрнула ткань со сложенных стопкой картин.
— Роланд Мюррей, — прочитала Анабель надпись. — А он сильно изменился. Ни за что бы не узнала.
Да, стал старше и вреднее характером. Тут гадать не нужно. Триста лет затворничества не могли на нём не отразиться. Изменился. Но сердце у меня одинаково билось, глядя на портрет и на живой оригинал. Глупо врать самой себе, что колдун мне безразличен. И внимание приятно. Захотела бы я смотреть, как он ухлёстывает за Бель? Конечно, нет. Но и позволять себя целовать я отчаянно не готова.
«Собака на сене, — фыркнула бы Елена. — Ни себе, ни людям».
Пусть так. Мне всё равно не стать леди Мюррей. Ещё немного и колдун поймёт, что похоть лучше утолять на стороне. Натешится с какой-нибудь горожанкой: вдовой или распутной девицей, и успокоится. Станет мне хорошим учителем. Прежним строгим господином. Не опустится он до поступка трактирщика, зря я переживаю. Не тронет. Походит ещё немного вокруг, гордость его заест и отступится. Где это видано, чтобы хозяин за служанкой бегал? Глупость. Временное помутнение головы. Прихоть помолодевшего тела.