Служанка с секретом
Шрифт:
Я сверлил Мариуса глазами. Всегда такой надменный и сильный, он впервые показался мне каким-то усталым и слабым. Его плечи были опущены, а лицо бледным.
— Прости меня, — неожиданно сказал он.
Я так и замер, сидя на кровати.
— Я ведь не знал, как воспитывать детей, — Мариус пожал плечами. — Я не знал, что тебе говорить. На меня свалилась куча проблем. Война. Моя личная трагедия. Я ведь любил твою маму, она была моей сестрой. Потом ее земли хотели отобрать. После войны северные поместья были разорены, я пытался сохранить их. Я даже не заметил,
Он посмотрел на меня, пока я сидел и осознавал все сказанное.
— И ты меня прости, — эти слова дались мне непросто. У Маркуса глаза стали еще круглее, чем были. Он вдруг подошел и сел рядом со мной на кровать. — Я не замечал, что тебе было сложно. А должен был.
Было сложно взять отвесность на себя. Я всю жизнь винил Мариуса, а теперь вдруг понял, что и я был не подарок. Одно дело копить детские обиды, другое — когда ты вырастаешь, все должен начать осознавать, но вместо этого продолжаешь вести себя как ребенок.
«И да Лисса, мы похожи. Я все думал, что ребенок ты, но настоящий, капризный, озлобленный ребенок — это я».
— Мужчины такое редко говорят, Дэниел, но ты должен знать, что ты мне как сын и я тебя очень люблю.
Вот это было совсем неожиданно. Мариус внезапно прижал меня к себе. Это было какое-то нелепое странное объятие, но необходимое. Он пару раз хлопнул меня по спине на манер Дастина и отпустил. Я заметил в уголках глаз Мариуса слезы, которые он поспешил спрятать.
— Рад, что ты выздоровел и мы поговорили, — сказал он как-то смущенно, вставая с кровати. — Я испугался, когда тебя отравили.
— Все уже хорошо, — соврал я. Меня волновала не физическая боль, а душевна.
— Ну, я пойду тогда? — спросил он.
Мариус оказался таким нелепым, когда обнажил свои чувства. Я вдруг перестал его видеть таким, каким он был. Он казался растерянным и точно не знающим, что делать и говорить дальше.
— Так с Хэленой у тебя все серьезно? — спросил я.
Мариус растерялся еще больше.
— Осуждаешь? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Нужно попросить Хэлену тебя осмотреть еще раз, ты точно еще болен, — сказал Мариус и улыбнулся.
Он улыбнулся мне, за такое долгое время. Я вообще мог по пальцам пересчитать, когда Мариус улыбался.
— Я считаю, что ты очень храбрый, раз тебе плевать на мнение общества.
— Храбрый? — хмыкнул дядюшка. — Странно, раньше бы ты сказал, что я чокнутый отшельник.
Мариус вдруг изменился в лице. Он достал конверт из внутреннего кармана и протянул мне.
Я с удивлением принял бумагу. И увидев подпись, поспешил развернуть конверт.
— Кто-то важный? — спросил Мариус, пока я бегал глазами по листу. Письмо отозвалось грустью, болью и каким-то теплом. Все плохие чувства вдруг исчезли, их заполнили строчки. Все это время я чувствовал, как сильно мне не хватает именно Лиссы.
— У нас ведь есть приглашение на королевский зимний бал? — спросил я.
Мариус нахмурился и скривился.
— Конечно, — ответил он, тут же напоминая прежнего себя.
— Я поеду
— Что же там с тобой сделали, Дэниел? — удивленно спросил он.
— Это долгая история, — сказал я, вспомнив большие карие глаза и улыбку. Я скоро ее увижу. В этот раз это уже буду я, настоящий я. И ты сама решишь, хочешь ты пробовать или нет.
52
Работы было так много, что даже наш большой штат прислуги не справлялся. Мы бегали туда-сюда с раннего утра и до самого вечера, когда начался прием гостей.
Только в этот момент часть отпустили, чтобы привели себя в порядок. Часть прислуги осталась в услужение. Они должны были расселять гостей, помогать с переносом вещей и помогать собираться, если гости приехали без слуг. Вторая часть должна была обсуживать гостей в бальном зале. Я попала во вторую категорию и была этому очень рада.
Прошло несколько дней с тех пор, как я написала Дэниелу письмо. Пара строчек, ведь я не знала, кто это письмо получит.
Добрый день, я бы хотела узнать поправился ли Дэниел Ка, как он себя сейчас чувствует, и нет ли у вас его адреса, чтобы отправить письмо лично?
Его соседка, Лисса
Не знала, что еще могу написать, поэтому отправила как есть. И только после этого, успокоившись, начала вскрывать другие конверты. Бабушка переживала как я. София рассказывала, что стала лучше писать. А леди Николь обрадовала меня больше всех остальных: она сообщила, что приедет с Дэйроном на бал.
Поэтому я была очень рада, что буду в зале — смогу посмотреть какая красивая леди Николь и как она танцует с Дэйроном.
А еще я была рада переодеться в свое платье. Подарок от леди Николь, синее, атласное. Моя форма должна была включать воротничок и белую шапочку.
На самом деле белый воротничок выглядел на синем дорогом платье печально, сюда бы подошла симпатичная брошка, а на голову красивая заколка. И они у меня были, подарки от моей леди. Но как было положено, так я и оделась. Уложила волосы: быстренько расплела косу и слегка налила средства для умасливания. Прошлась по локонам, и они приняли форму упругих кудрей. Я их собрала на макушке и туда же надела белую шапочку.
Нанесла румяна и помаду для губ. Подвела глаза и, нанеся парфюм на руки и шею, посмотрела на себя в зеркало.
Вот я и выросла. Так странно, смотрела на себя и не узнавала. Вместо маленькой привычной Лиссы, передо мной стояла красивая девушка. Я взяла в руки пустой бутылек, тот самый, который Дэниел вылил полностью, и глаза снова защипали.
Я никак не могла выкинуть этот бутылек. Это ведь было практически последнее, что от Дэниела осталось.
Еще пара потрепанных вещей.
«Он бы вернулся, если бы захотел», — понимала я. Нашел бы способ, написал бы письмо. Все что угодно. Но если не вернулся, значит, я была не нужна ему.