Служба ликвидации
Шрифт:
Сухарик согласно кивнул. Он действительно не считал себя уголовником и не был им. Манера общения «начальника» и доверительный тон ему польстили.
– Все мы тут не ангелы, – ответил он.
– О чем вы говорили? Припоминали «гражданку»? – помогал вспоминать Каледин. – Ты в армии служил?
– Служил, – ответил Калякин. – Связистом… На всю жизнь запомнил. И как в первый день службы сержант меня в столовке отмудохал, тоже запомнил. «Эр стопятку» на плечах два года таскал – с ней Муму хорошо
– Ну, раз служил, должен понимать, что применение оружия – серьезное ЧП – погиб человек, и это будет тщательно расследоваться. Мы как раз этим и занимаемся. Мы с коллегой из военной прокуратуры, – запоздало представился Каледин. – Пока мы просто с тобой беседуем, без протокола.
– А-а, – с некоторым облегчением произнес Сухарик. – Я думал, вы из милиции.
Опасливо покосившись на видеокамеру, арестант выдвинул встречные условия сотрудничества:
– А камера?
– Камера выключена, – соврал полковник. – Можешь подойти и посмотреть.
Прием неновый – просто на фасаде «Панасоника» не было светящегося красного глазка, к которому все привыкли.
– Да о разном говорили. О бабах, например… – потеплел задержанный.
– Ты понимаешь, что мы тут не для этого, – поправил его Каледин. – Что еще? Меня интересует его последнее дело, вернее, преступление и сообщник.
– Да чушь какую-то он нес. Говорил, ночью, может, крестины себе устрою, – припомнил арестант. – Мол, терять мне нечего… Я думал, чего это он в религию поперся? Какие, в задницу, крестины!
– На блатном жаргоне «крестины» – это побег, – пояснил Зайцев. – Что-то ты темнишь, парень. Дурака валяешь. Все на тебя показали, что вы шептались в углу, а ты ничего не слышал? Не хочешь как человек разговаривать, будем иначе общаться. Хочешь узнать две важные новости?
– Не очень, – с опаской покосился на него Сухарик. – Лучше жить без новостей. Я и телик не смотрю.
– Наплевать! – жестко оборвал его майор. – С какой начать?
– Естественно, с хорошей, – с надеждой ответил Сухарик.
– Ты влип в плохую историю. Тебе будет очень трудно выбраться, – склонившись к самому уху арестанта, произнес Зайцев. – По твоей статье тебе хороший срок светит. А еще подготовка побега, повлекшего тяжкие последствия. Я бы на твоем месте память напряг.
– Так это была хорошая новость? – грустно усмехнулся Калякин. – Тогда, может, не стоит о плохом? Лучше о девочках.
– Мы будем вместе, пока не закончится расследование, – загадочно обрисовал перспективы будущего майор. – И это плохая новость. Для тебя.
– А чего – вы мне не противны, – усмехнулся Сухарик. – Сядем в одну камеру, посидим…
– Ну ты, шутник! Вспоминай скорее, или мы сейчас пару охранников пригласим – пусть они из тебя показания выбивают как могут! – недвусмысленно пригрозил
– Э! Я не люблю курятины! – живо возразил Сухарик.
Зайцев поднялся, как медведь. Неторопливо и многозначительно начал снимать с руки часы…
– Давай! Вспоминай скорей! – грозно рявкнул он, всем видом показывая, что его терпение лопнуло.
– Вы чего, мужики! – приподнялся парень.
– Сидеть! – приказал Зайцев и, схватив арестанта за шиворот, одним движением приподнял его над стулом.
Майор не собирался его бить, он просто играл в плохого следователя. Играл хорошо, талантливо и с азартом. Хотя, с другой стороны, с учетом особых обстоятельств ни один прокурор не стал бы поднимать шум из-за недоказуемого мордобоя, если бы это пошло на пользу делу.
Сухарик вспомнил, где находится и зачем.
– Стойте, стойте! А то передумаю! – крикнул паренек.
Майор отпустил его и надел часы.
– Я вот еще вспомнил! – пошел «в раскол» Калякин. – После первого допроса Баркас вернулся в камеру и говорит, мол, скажи жене, чтобы посетила бабушку. Она, говорит, мне дорога. Пусть позаботится о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет. Все дословно, как в аптеке!
Каледин бросил беглый взгляд на Зайцева – зашифрованное послание?
– Ты это точно помнишь? – уточнил полковник, выпуская вверх дым догорающей сигареты.
– Он меня наизусть заставил выучить. Десять раз текст переспрашивал, – подтвердил Калякин. – Я вам честно говорю! Без дураков!
Признание сработало. Обращались с Сухариком очень корректно, и скоро допрос закончился. Арестант вернулся в камеру почти как домой. Там все знакомо, и даже неприятные соседи вели Себя предсказуемо. Психика быстро приспосабливается к любым условиям. Новое положение только вначале вызывает отторжение. Потом все меняется. Так бывает у всех попадающих в новые условия. Можно ведь жить и в дерьме, оправдываясь, что ты такой не один.
К своему положению Сухарик начал привыкать.
Хулиган встретил его заинтересованно-настороженным взглядом.
– Ну, что спрашивали? – со злой ехидцей в голосе поинтересовался он.
– Сказали, что кое у кого языки очень длинные, а серьезным пацанам на воле это может сильно не понравиться, – с напором ответил Сухарик.
Внаглую подойдя к шконке Хулигана, он коротко бросил:
– Подвинься. Не один тут живешь. Тот почему-то выполнил требование.
Уже в третий раз оперативники просматривали фрагмент видеозаписи допроса гражданина Калякина, пытаясь определить в словах Баркаса тайный, зашифрованный смысл. Снова и снова с экрана монитора «SONY» Сухарик испуганно повторял: