Служебное расследование
Шрифт:
— И тем не менее, озабочен, — выпрямился Миронов.
— Связь имела место быть двенадцать лет назад. Дела давно минувших дней. С тех пор, как Николай Андреевич женился, никакой связи нет.
Миронов снова кивнул, пожал плечами. Значит, он ошибся в истоках проблемы.
— Яков Александрович, — Люба напомнила о себе, потому что он так и сидел у её стола, изучая документы. Он вообще собирается уходить? Бумаги можно изучать в номере. К тому же, его ждут в бухгалтерии, в отделе кадров и в архиве. Люба
— Мм? — Миронов поднял бровь, не отрывая взгляд от бумаг.
— Давайте, сделаю вам УЗИ брюшной полости? И анализы сдадим? — выпалила Люба неожиданно даже для самой себя, что уж говорить о «ревизоре».
— Нет, не надо, спасибо, Любовь Евгеньевна! Я же обследовался в клинике при министерстве, когда собирался сюда, — Миронов вдруг улыбнулся.
А Любе вдруг понравилась его улыбка.
— Ну если в министерской клинике… Тогда, конечно, не надо, — усмехнулась она.
На следующий день у Любы было ночное дежурство. Вечер прошёл спокойно, не было ни одного обращения. Она пила чай и думала о том, не прилечь ли отдохнуть на пару часов.
Саша сказал, что как только он устроится на работу, мама должна прекратить дежурить по ночам. А он уже почти устроился, хоть и собирался отдыхать две недели. Купил машину, и на авторынке познакомился с владельцем нескольких точек автосервиса. Тому как раз нужен старший механик в один из самых крупных гаражей.
Сможет ли Люба оставить ночные дежурства? Ведь для большинства врачей такой ритм работы — уже необходимость, образ жизни.
Вспомнился Миронов. Интересно, как продвигается проверка? Вчера он обещал, что непременно ознакомит Любу с результатами служебного расследования.
И вот опять, лёгок на помине, Яков Александрович появился в дверях ординаторской, стоило лишь о нём подумать.
Но выглядел он сегодня очень странно. Во-первых, он был в пижаме. Во-вторых, лицо его было ещё бледнее, чем в прошлую их встречу.
Облокотившись рукой о косяк двери, он приостановился, поздоровался и как-то буднично сказал:
— Хорошо, что сегодня дежурите вы, Любовь Евгеньевна! Сможете мне всё же сделать УЗИ, которое предлагали? Что-то мне совсем…
Любе показалось, что он начал оседать на пол, но ему удалось удержаться на ногах, вцепившись в косяк двери.
— Вам плохо? — Люба в секунду подскочила к Миронову, и ей каким-то чудом удалось довести его до кушетки, уложить. Он казался ей таким огромным, а она-то ведь… «маленькая собачка».
— Что-то как-то да, совсем ни к чёрту, — глухо отозвался Яков, прикрыв глаза.
Люба, которая уже была уверена в том, что необходимо экстренное хирургическое вмешательство, вызвала скорую. Живот трогать боялась, только посмотрела.
На лбу Миронова выступила испарина, и в то же время Якова Александровича трясло, как в лихорадке.
Люба
— Болевой порог высокий у тебя? — она по часто встречающейся среди врачей привычке перешла вдруг на «ты». — Боль крепко терпишь обычно?
— Да. Практически не боюсь боли… но только не такой, как сейчас.
Конечно, не хотелось перед женщиной выглядеть слабаком, хоть женщина и врач. Но сейчас было не до того, чтобы держать лицо. Миронов вдруг подумал, что до утра вряд ли доживёт.
— Сможешь рассказать, что было в период обострения несколько дней назад? Симптомы какие? Где болело?
— Боль была в середине живота. Два раза рвота, и температура небольшая, тридцать семь и три. Два дня так, потом легче.
Приехала скорая.
— В хирургию везите сразу, не тяните. Поверьте мне как гастроэнтерологу! — сказала Люба вслух, а потом добавила шёпотом на ухо фельдшеру: — Перитонит. Я уверена. Аппендицит, скорее всего. Приступ на ногах перенёс, симптомы заглушал, как мог.
— Ясно, — кивнул фельдшер. — Ускоряемся, ребята!
Люба знала этого фельдшера, молодого парня, всего в татуировках и с серьгами в ушах. Он был один из лучших. Повезло.
— Куда повезёте?
— Сама же сказала, в хирургию. В ближайшую и определим.
Любе было уже не до сна. Через час она позвонила в хирургию медсанчасти, расположенной рядом. Миронова ещё оперировали.
Ещё через час Люба снова позвонила; ей сообщили, что Миронов прооперирован, находится пока в реанимации.
На следующий день, прежде, чем отправиться домой, Люба поехала в хирургию.
Люба переживала по двум причинам. Во-первых, за самого Миронова. Во-вторых, беда с ним приключилась в их санатории, который и так находится под пристальным вниманием министерства. Она ругала себя за то, что перестраховывалась, но ей хотелось убедиться в том, что Миронов не имеет претензий к «Ключикам».
Миронов находился в медикаментозном сне. Бледность усугубилась, лицо выглядело осунувшимся. Из-под простыни, которой он укрыт, виднеются бинты. Вены все истыканы, кое-где кровоподтёки. Рядом с кроватью капельница.
Устроившись на стуле, Люба осторожно обтёрла салфетками лицо и руки Якова Александровича, проверила пульс. Температуры нет, определила Люба на ощупь.
Люба посидела минут десять и поняв, что пациент пока не собирается просыпаться, хотела подняться.
В этот момент ресницы Миронова дрогнули, а его рука, свободная от капельницы, сомкнулась на запястье Любы.
— Посидите ещё, пожалуйста, — тихо сказал он. — Мне так спокойнее.
— Я вас разбудила, простите!
— Я не спал. Просто так легче, когда глаза закрыты.