Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Ларина Елена

— Да?.. Хм… А о сволочах не от мира сего вы подумали?

Это было настолько неожиданно, что я не нашла что ответить. До автобуса мы дошли молча.

— Как успехи, Глеб Евсеич? — немного скованно обратилась я к ногам, торчащим из-под автобуса.

— Ничего! — бодро отозвались ноги. — Вот только починиться никак не могу!

Пока я в растерянности переваривала ответ, показались, обогнув кабину, Анна Федоровна с девочкой.

— Людмила Прокофьевна! Вы отыскались!

Тем временем выкарабкался Ясенев:

— А

вы разве терялись?

Вместо ответа я начала багроветь, и слава богу, что вмешалась Анна Федоровна:

— Не важно, что терялась, важно, что нашлась. Хорошо бы теперь и поисковые группы собрать.

— Что ж вы мне сразу-то не сказали? Я бы посигналил, не было бы и нужды искать.

Мы со Снеговым оторопело переглянулись. Анна Федоровна, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, начала давиться смехом.

— Посигнальте, Глеб Евсеевич, — суховато попросил Снегов, развернулся и отошел.

Я проводила его взглядом. Какой только ерунды не напридумаешь с перепугу! Откуда, скажите, взяла я этого «ангела смерти»?!

Еще раз этот вопрос я задала себе чуть позже, когда все наконец собрались, и я начала сбивчиво извиняться за невольно причиненное беспокойство — Снегов, не дав мне договорить, от лица коллектива ответил, что никто не держит на меня зла, обязал больше не пропадать и отправил всех разжигать костер.

Смеркалось. От автобуса то и дело доносились обрывки песен. Я отчетливо расслышала строчку «Лыжи у печки стоят». Очень своевременно, ничего не скажешь!

Костер разгорелся вовсю, но сидящие вокруг него выглядели довольно уныло. Только Марточка, несмотря на дождик, радостно носилась вокруг, напоминая в своем ярком плащике большую бабочку. Вот только бабочки, к счастью, не умеют летать с такой скоростью и, главное, издавать боевые кличи, на которые способен далеко не каждый индеец.

— А что это мы такие скучные? — Анатоль, похоже, вспомнил, что в детстве мечтал стать массовиком-затейником. — Раз уж мы все равно прочно засели на этой очаровательной… — Он демонстративно огляделся. — Комариной плеши, давайте возьмем от жизни все прямо здесь и сейчас.

— Начинайте! — хмыкнула Мари. — А мы подхватим… Может быть. Потом.

— Если я захочу? — радостно откликнулся Анатоль. — Заметано! Машенька…

— Можете называть меня просто Мари… Как все. — Тон ее, как ни странно, был одновременно угрожающим и медоточивым.

— Как прикажете, любезнейшая! — пропел Анатоль.

Козлов, до того достаточно индифферентно внимавший происходящему, вдруг просветлел лицом и с облегчением обернулся:

— Девочки, вы пришли спасти нас от голодной смерти?

По тропинке, напевая «У природы нет плохой погоды», гуськом шли «девочки». Возглавляла процессию Анна Федоровна в обнимку с накрытым вафельным полотенцем тазиком с пирожками. За

ней семенила Анечка с большой плетеной корзинкой. Замыкала шествие Оленька, несущая четыре термоса.

— Блинчики, блинчики! — Марточка запрыгала вокруг тазика.

— Сейчас Евсеич с кружками подойдет, — весело пояснила Оленька, ставя термосы на траву. — Значитца, жить тут теперь останемся.

— С таким провиантом где угодно жить можно! — возликовал Родион Иванович, алчно поглядывая на корзинку. — А откуда это мяском тянет?

— Правильно смотрите на вещи! — рассмеялась Анна Федоровна. — В корзине шашлычки. И откуда только Глеб Евсеевич знал, что шашлык надо жарить заранее?

— Почто тут меня поминают незлым тихим словом? — беззвучно возникнув, откликнулся водитель.

— Да вот, народ хочет знать, откуда вам было известно, что не удастся поджарить шашлычки на природе? — голосом доброго самодержца спросила я. — Вы у нас часом не ясновидящий?

На миг разговоры прервались все разбирали пирожки с капустой, ватрушки и прочие слойки. Оленька разливала чай.

— Признайтесь, Ясенев, нарочно нас сюда заманили? — с набитым ртом продолжила Мари. — Отвинтили детальку и съели во благо родного коллектива?

— Это какого же такого блага? — нехорошим голосом спросил Козлов, отрываясь от пирожка.

— Ну как же? — удивился Мишенька. — Ничто не способно так сплотить, как смертельная опасность!

Козлов онемел.

— Не слушайте их, Родион Иванович, — вмешался Снегов. — Глеб Евсеич и не такое чинил. Возьмите лучше шашлычок — не пожалеете.

— Конечно! — бодро возгласил Евсеич. — Особенно если меня покормят немедленно. А что до детальки, так я ее не сам отвинтил, мне Снегов велел. А то чуть что — сразу Ясенев! Кто у нас, между прочим, организатор?

Слушая пикировку, я не сводила глаз с Козлова: тревога на его лице сменялась робкой надеждой на то, что все происходящее еще может оказаться шуткой. В конце концов я не выдержала:

— Прекрасная погода, товарищи!

За что люблю нашу контору — так это за понятливость и умение поддержать любую тему.

— Точно! — отсмеявшись, поддержал Мишенька. — Кстати о погоде. Идет как-то по телевизору передача с участием Вадима Егорова, ну, который бард. И вот он рассказывает, как пошел однажды в поход — то ли с альпинистами напросился куда-то, то ли еще что, точно не помню. Ситуация: им на вершину идти, а дожди льют два дня. Сидят они все в сырой палатке — бывают здоровые такие брезентухи, и вот инструктор берет гитару и с чувством поет «Я вас люблю, мои дожди». А дальше Егоров рассказывает: «Я радуюсь, думаю, вот он сейчас допоет, и я скажу, а это моя песня! И тут он допел, вдарил по струнам, прижал их ладонью и злобно сказал: “Эх, был бы здесь автор, поймал бы и в морду дал!” Ну, я почему-то и промолчал…»