Смех Циклопа
Шрифт:
– Ну и что же происходит в вашем мозгу при открытии пяти чувств?
– Зрение. Здесь и сейчас я вижу: вас, Лукреция; купе поезда; пейзаж за окном; очень смутно – кончик своего носа.
Теперь я. Я вижу вас, Исидор. Дверь вагона, которая открывается и закрывается, пропуская пассажиров. Еще я вижу еще вышитые на подголовнике буквы – логотип железнодорожной компании.
Исидор закрывает глаза и продолжает:
– Слух. Я слышу: собственный голос, шум поезда, плач ребенка в соседнем купе, свое дыхание.
Я
Исидор делает паузу.
– Осязание. Я чувствую: прикосновение одежды к коже; упругость сиденья, покачивание поезда.
Я чувствую, как лифчик стесняет мою грудь. Как чешется спина от застежки. Как мне мешает кольцо на большом пальце левой руки.
Исидор делает глубокий вдох.
– Обоняние. Запах ваших духов, запах вашей кожи, запах пищи, которую едят в соседнем купе, нечто вроде запаха озона, видимо из кондиционера.
Запах его туалетной воды. «Хром», наверное. Запах его пота. В общем, приятный. Запах моих волос. Черт, пора помыть голову. Только бы они не начали виться из-за этой влажной погоды.
Исидор цокает языком.
– Вкус. У меня во рту остался вкус зеленого чая, который мы пили десять минут назад.
А у меня – вкус кофе. «Робуста».
— Теперь наши пять чувств обострены. Мы не думаем ни о прошлом, ни о будущем. Только о настоящем во всей его полноте.
Лукреция закрывает глаза и погружается в то, что происходит с ней в это мгновение.
Мне нравится эта минута покоя после перенесенных тревог. Так, не думать о прошлом. Мне нравится эта минута покоя перед разрешением загадки. Теперь я верю, что мы откроем секрет. Так, не думать о будущем. Мне нравится переживаемая минута покоя. Я сижу рядом с Исидором и посвящаю немного времени его ребяческим глупостям.
Она глубоко вздыхает, чувствуя, как легкие наполняются воздухом. Она хочет сосредоточиться на настоящем, но ее мысли уже бегут прочь. Она сама не замечает, как начинает говорить.
– Тристан Маньяр действительно сказал «Я люблю тебя, Беатрис» перед смертью? – спрашивает она.
Исидор отвечает не сразу. Он вытягивает ноги и принимает обычную позу.
– Нет. Но Беатрис нужно было услышать эти слова. Если маленькая ложь может помочь человеку, почему бы и не солгать.
– А что Тристан сказал на самом деле?
– Он пробормотал что-то невнятное. Проблема многих комиков – плохая дикция.
Лукреция неторопливо приглаживает кудри, потом подносит к носу кончики пальцев, чтобы почувствовать запах своих волос.
– Что будем делать?
– Может, прекратим расследование? – предлагает Исидор.
Лукреция так и подскакивает на месте.
Он всегда нарочно выводит меня из себя.
— М-м… почему бы и нет. Это ведь только в романах герои находят убийцу, завладевают сокровищем и под конец бросаются друг к другу в объятия. А в жизни преступник остается безнаказанным, сокровище – ненайденным, а герои спокойно продолжают спать на разных кроватях. Статью я немного приукрашу вымыслом, чтобы читатель поверил, что грядут великие разоблачения. Кстати, в «Современном обозревателе» все так делают.
Поезд проносится мимо маленькой деревушки.
– Да я шучу! Нет, мы дали слово Беатрис. Дело не в Тенардье, а в Великой Ложе Смеха. Мы ее члены, и это налагает на нас определенные обязательства.
– Вы так серьезно все это воспринимаете?
– Напомню вам, что мы едва не погибли. В дуле пистолета у вашего виска была настоящая пуля. Да, я все это воспринимаю совершенно серьезно. Мы найдем Шутку, Которая Убивает.
Он открывает айфон и перечитывает файлы.
– Я не могу вспомнить какую-то деталь относительно грустного клоуна, – бормочет Лукреция. – Я уверена, что мы с ним уже встречались. В его лице есть что-то знакомое, несмотря на красный нос… Что вы предлагаете теперь делать?
– В жизни, как в игре в три камешка, нужно предвидеть ход противника. До сих пор игру вел он. Настала пора перехватить инициативу. Грустный клоун будет теперь отражать наши удары, а не наоборот.
– Да, все это прекрасно, но что конкретно нам предпринять?
За окном мелькают горы, река и другой поезд. Исидор размышляет, перечитывая файлы.
– Итак, что нам о нем известно? Грустный клоун знал Дария, поскольку сказал ему, вручая шкатулку: «Вот то, что ты хотел знать». Они были на «ты».
– Правильно. Что еще?
– Грустный клоун находился в Карнаке во время нападения на маяк и кражи «Шутки, Которая Убивает». Значит, это либо «розовый громила», либо член Великой Ложи Смеха.
– Либо просто житель Карнака.
– Житель Карнака?
– Да. Может быть, священник? – говорит Лукреция. – Отец Легерн.
Пейзаж за окном летит все быстрее, мимо них проносятся атомная электростанция, группа охотников, какой-то замок.
– Но священник не мог напасть на Павла. Он был вместе с членами Великой Ложи Смеха в подземелье.
– Да и в Париже его не было, уж тем более в «Олимпии», – признает Лукреция.
– И фигура у него слишком плотная для грустного клоуна.
Исидор и Лукреция задумываются.
– Рассмотрим версию «розового громилы». Что мы знаем о ночном нападении? – спрашивает Исидор.
– В Карнак приехало шесть человек. Дарий, Тадеуш, Павел. Убийца-питбуль. Этих четверых мы знаем.
– Остается двое. Это точно один из них, – восклицает Исидор.
– И кто?
Исидор перечитывает записи.