Смех дьявола
Шрифт:
— Вам нехорошо?.. Вы так бледны!
— Нет, нет, ничего… немного устал. Когда она придет?
— Я не знаю. Думаю, что очень скоро.
В этот час ресторан был пуст. Через открытую дверь кухни доносился звон посуды.
— Я должна приготовить приборы для обеда, — сказала она громко. — Вы в курсе того, что произошло здесь вчера? — спросила она совсем тихо.
— Да. Сколько убитых?
— Говорят о двух или трех женщинах и маленьком мальчике.
— Раненых?
— Пятнадцать.
— Где остальные?
Из
— Жермена! Побыстрее! Раскладывай приборы.
— Да, хозяйка, иду… Они между Монгози и Ламот.
— Жермена!..
— Иду, иду, я обслуживаю клиента.
— Держите, спасибо. Не потеряйте мелочь.
— Спасибо, месье.
Адриан Дельмас покинул гостиницу, забрав свой велосипед. Перед висячим мостом он столкнулся с немецким патрулем. Счастливо избежав проверки документов, он продолжил свой путь к Марманду. От проделанных за ночь километров ноги его гудели. Он скоро не сможет жать на педали. С трудом он добрался до Монгози. Красный туман стоял у него перед глазами, когда он подъехал к церкви. Все завертелось вокруг; грудь его разрывалась. Падая, он снова увидел искаженное страхом лицо убитого им человека.
Адриан Дельмас пришел в себя в кровати кюре.
— Как вы меня напугали, месье.
— Давно я здесь?
— Уже три дня.
— Мне нужно ехать.
— Не думайте об этом! Доктор сказал, что вы серьезно больны. Он сегодня вернется. Месье!.. Ложитесь!.. Вот! Вы сами видите, что не можете подняться.
— Однако это необходимо.
— Я не знаю, почему вы хотите уехать, и не хочу знать. Но здесь вы в безопасности, и доктор, а также учитель, который помог мне перенести вас, люди надежные.
Адриан Дельмас смотрел на доброго человека в поношенной сутане, на которой не хватало нескольких пуговиц. Это был смелый сельский священник. Что сделал бы он, если бы знал, кто перед ним?
— А! Я вижу, дело идет лучше. Не говорите! Я сначала вас прослушаю. Когда он пришел в сознание, господин кюре?
— Может быть, четверть часа назад.
Врач тщательно осмотрел больного. Он был очень стар и, должно быть, давно ушел на пенсию. Его руки с длинными сухими пальцами уверенно ощупывали худое тело Адриана Дельмаса. Закончив осмотр, он аккуратно убрал свой стетоскоп и протер очки — процедура, которая показалась кюре очень долгой.
— Итак, доктор, не томите нас.
— Неблестяще. Сколько вам лет?
— Пятьдесят пять.
— Мой бедный друг, у вас сердце человека моего возраста, к тому же вы истощены. Вам абсолютно необходим покой. Я выпишу вам несколько лекарств в надежде, что они есть у аптекаря. Я бы сам их вам охотно дал, но я давно все роздал, и то, что произошло недавно, истощило мои запасы.
— Вы хотите сказать о нападении на маки?..
— Да. Очень многие пострадали.
— Среди них были женщины?
— Раненые? Нет. Две несчастные
— А ребенок?
— Я не видел ребенка, ни мертвого, ни живого.
Адриан Дельмас закрыл глаза и поднес руки к груди.
— Не говорите больше, это вас слишком утомляет.
— Доктор, еще одно слово. Вы не слышали от местных о девушке и маленьком мальчике, которые бы где-нибудь скрывались?
— Нет, если не считать партизана, раненного в голову, который все время повторял: «Леа, остановись, Леа, остановись».
— Вот ее я и ищу. Это очень миловидная девушка двадцати лет…
— Нет, я не видел такой девушки. Почему вы ее разыскиваете? Она ваша родственница?
— Да. это моя племянница.
— Могу оказать вам услугу. Я наведу справки. Здешние жители доверяют мне. Если они знают что-нибудь, то расскажут. Но при одном условии: вы будете лежать спокойно.
— Обещаю вам это.
— Хорошо. Если я узнаю что-нибудь, то сообщу господину кюре.
— Спасибо, доктор, — пробормотал доминиканец, прежде чем потерял сознание.
— Бедняга. Я вижу, он недолго протянет. Молитесь за него, господин кюре, он должен был много страдать, чтобы стать таким.
— Вы подумали, как найти эту девушку и этого ребенка?
— Нет. Но я проеду до Жагено, туда, где выхаживают раненых. Я вернусь вечером. До свидания, господин кюре.
— До свидания, доктор.
— Хорошо смотрите за вашим подопечным.
Врач вернулся только на следующий день.
— В последний раз их видели живыми в момент атаки на ферму. Ребенок убит или ранен. Некоторые говорят, что немцы могли их бросить в горящий дом. Сейчас это место охраняется, к нему нельзя приблизиться.
Адриан Дельмас слушал, не произнося ни слова.
— Почему они сделали это? Это ведь солдаты, а не звери! — воскликнул кюре.
— Мой бедный кюре, они хуже зверей! Они — тот смрадный зверь, о котором говорит ваше Писание.
— Что происходит, доктор? У вас такой потрясенный вид.
— Происходит то, господин кюре, что они уничтожили всех жителей одной деревни в Лимузене.
— Это невозможно!
Но слезы, которые текли по старческому лицу, говорили, что это правда.
Кюре перекрестился и положил руку на плечо старика.
— Бог им простит.
Врач гневно воскликнул:
— Он им простит, говорите вы!.. Но если ваш треклятый бог существует, он не может прощать этого. Я видел много горя, много ужасов за свою долгую жизнь. Я видел парней с оторванными ногами, которые умирали в грязи окопов, видел изуродованных, инвалидов Великой войны… Я видел своих лучших товарищей, превратившихся в кровавое месиво, в верденских полях! Я знаю, что такое война и смерть, это меня возмущает, но я это принимаю, как принимают рок. Но уничтожать женщин… детей… особенно детей, этого я не могу принять!