Смех и грех Ивана?царевича
Шрифт:
— Вот депутаты хреновы! — завозмущалась баба. — О народе не думают, о своем кармане пекутся, ворюги. А если у бедного человека денег нет? Ой, голова болит, тошнит, в ознобе ломает, лекарство купить не на что, ща подохну…
Несмотря на брезгливость, я постарался говорить сочувственно:
— Хотите, отвезу вас в такое место, где вам сделают укол?
— Врешь, да? — поежилась пассажирка.
— Нет. Вам сразу станет легче, — пообещал я, — мой друг поможет.
— Денег нет, — печально вздохнула дочурка Надежды Васильевны.
— Услуга бесплатная, — уточнил я.
— Так не бывает, — затряслась
— Упаси господь! — испугался я. — Такая мысль мне и в голову прийти не могла!
Не знаю, сколько надо выпить, чтобы прельститься теткой, сидевшей сейчас на заднем сиденье моей машины. Ведро? Цистерну? В меня явно не влезет такое количество спиртного. Даже если «красавица» останется последней женщиной на планете, я никогда к ней не приближусь.
— Так че надо? — устало спросила Майя. — Говори, за укол все сделаю.
— Почему вы назвали Ксению убийцей Иосифа? Расскажете правду — получите лекарство, — пообещал я.
— А не врешь? — еле слышно спросила она.
Мне неожиданно стало жаль беспутную бабу:
— Нет.
— Я сказала, что Ксюха убила Йосю, потому что она его убила, — выдохнула Майя. — Мать правду знала, но она хозяевам задницу лизала, вот и молчала. И к тому же бабка Йосика не любила — он характером в меня пошел, свободолюбивый. А Ксюха Винивитинова, шалава, моего мальчика соблазнила. Вези теперь меня к своему приятелю.
Я взял телефон и набрал номер Норы.
— Здравствуйте, Георгий Венедиктович. Очень надо привезти к вам Майю Константиновну, дочь Надежды Васильевны Пироговой. Ей требуется укол. Будем у вас примерно через час, точнее сказать не могу, на дороге пробки.
Надо отдать должное Элеоноре — мышей она ловит сразу. И не поодиночке, а стаями.
— Поняла, Ваня, сейчас предупрежу, чтобы Жора был наготове.
— Лучше пусть встретит нас прямо у ворот со шприцем, — продолжал я. — Майе совсем плохо, у нее ломка.
— Хорошо, не беспокойся, все организую, — пообещала Нора.
Я вернул трубку на место. Георгий Венедиктович — врач-нарколог, владелец реабилитационной клиники — кое-чем обязан Элеоноре, и, думаю, он поможет моей пассажирке. Конечно, сейчас Майя, желая получить дозу, готова сделать что угодно. Я могу показать ей купюру, выслушать ее рассказ, вручить гонорар и высадить «мисс очарование» на первом же углу. Меня с ней ничего не связывает, мы абсолютно чужие люди. А вот Лидии должно быть стыдно — бросила почти невменяемую сестру с незнакомым мужчиной и удрала прочь. Но я понимаю, что Майя довела ее до исступления. Готов спорить, сейчас Лидию грызет совесть. Да, за таблетки и шприц Майя схватилась сама, она глупа и распущенна, но нездорова, и ей требуется помощь.
Я отъехал от тротуара и приказал спутнице:
— Рассказывайте все! Да не вздумайте врать, живо распознаю ложь, и тогда никакой инъекции не будет.
Майя заговорила без пауз. Сказав несколько фраз, она замирала, произносила как заклинание: «Так люблю Катю и Йосю! А мамаша их украла», — и продолжала повествование. А я понял, что дети никогда не вызывали у нее никаких чувств. Уж лучше б она их ненавидела. На мой взгляд, самое страшное — это равнодушие.
Я не стану цитировать речь наркоманки, изложу суть.
…Переехав в собственную
Увы, это стало повторяться регулярно. Из клиники Лапина выходила нормальным человеком, устраивалась на какую-нибудь работу, пару месяцев не смотрела в сторону спиртного. Но потом… Здесь, пожалуй, лучше все же процитировать ее: «Звали меня в гости, а там на столе бутылки, откажешься от выпивки — тебе силком в рот вольют, не станешь на грудь принимать, насмерть обидятся. Так чего, мне лучших друзей терять? Это не я виновата, другие к пьянству меня подталкивали».
Когда Катя перешла в выпускной класс, у Майи случился длительный период просветления. Она завязала с алкоголем, — на уколы она еще не подсела — и больше года вела нормальную жизнь. Надежда Васильевна безмерно радовалась и решила устроить дочери в день рождения праздник. Накрыла стол, напекла пирогов, пригласила Лиду с мужем. Вечер прошел на удивление хорошо, Майя вполне прилично выглядела, Катя и Иосиф, правда, настороженно поглядывали на матушку, но общались с «кукушкой» приветливо.
На следующий день в Капотню неожиданно приехал Иосиф и сказал, что скучает без мамы, хочет с ней поближе познакомиться. Юноша принес торт, сел пить чай и начал задавать вопросы — где она работает? Кем?
Майя отвечала честно. Сейчас она торгует на рынке, стоит за прилавком с девяти утра до девяти вечера без перерыва на обед. Работа тяжелая, народ капризный, вечно продавцу претензии предъявляют. А разве продавщица виновата, если картошка мороженая? Хозяин такую закупил! Но ничего, скоро она пойдет учиться в институт, получит хорошую профессию.
Иосиф просидел часа два, ушел и больше не появлялся.
Через неделю, в субботу, Майя увидела в ванной на рукомойнике заколку с бантиком и сломала голову, прикидывая, откуда взялся аксессуар для волос. У нее-то таких украшений не было. Через семь дней в помойном ведре обнаружилась пустая коробка из-под шоколадных конфет. Майя сладкое не любила, предпочитала съесть кусок колбасы. И снова она пришла в недоумение: как к ней попала коробка? Через месяц, опять в субботу, прибежав с работы и зайдя в туалет, она увидела на бачке унитаза бутылочку мирамистина.
И тут непутевая особа пришла к выводу: мать за ней следит. Знает, что дочка по субботам-воскресеньям работает, ведь выходные на рынке самые «сенокосные» дни, и приходит проверять ее квартиру. Точно-точно родительница не доверяет Майе, шарит на кухне, смотрит, нет ли бутылок, лазает по шкафам, изучает содержимое холодильника. Причем мамаша настолько охамела, что уселась пить чай в чужом доме. И, наверное, считает дочь умственно отсталой, раз бросила тару из-под конфет в мусор. А заколку и дозатор с мирамистином она элементарно забыла. Кстати, насчет последнего — мать брезглива, вот и решила протереть антисептическим средством стульчак перед использованием.