Смех как зрелище
Шрифт:
Умаление общественной роли юродства было также следствием тех преследований, которые обрушили на него власть предержащие. Примечательно, что эти преследования шли рука об руку с гонениями на «ревнителей древлего благочестия». Как в юродивых, так и в староверах власти не без оснований усматривали нечто общее. Те и другие были помехой на пути европеизации, и эту помеху надлежало устранить во что бы то ни стало. Чем решительнее становилась Россия на европейский путь, тем сильнее становились гонения на юродивых.
Мы видели, как резко изменил к ним отношение патриарх
150
Никон, как казнил их благочестивый царь Алексей Михайлович, покровитель и почитатель «божьих
Если в молодые годы Петра, при последнем патриархе Адриане, юродство «Христа ради» еще более или менее уважалось церковью (так, в 1698 г. были открыты мощи Максима Московского), то в период реформ ему было отказано в праве на существование.
151
Разумно не посягая на память канонизированных подвижников прежних веков, Петр всех юродивых своего времени объявил «притворно беснующимися». Дело не кончилось рационалистическим неприятием юродства. Были предписаны репрессивные меры. В одном из типичных документов эпохи — в «обещании, чинимом архиереями при поставлении их в сей чин» (1716 г., пункт 6–й), —читаем: «Паки обещаваюся притворных беснующих, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, не точию наказывать, но и градскому суду отсылать». [207] Репрессивный мотив постоянно звучит в узаконениях петровского, а затем аннинского времени. Например, в 1737 г. Синод приказал отыскивать, ловить и «отсылать в светский суд при промемориях» разных «суеверцев», в том числе «притворных юродцев и босых и с колтунами». [208] Если в XVII в. юродивых губили за дерзкие речи, то в XVIII в. хватали уже за колтуны и наготу, т. е. за сам юродский облик.
207
95 Полное собрание законов Российской империи с 1649 г., т. V. 1713— 1719. СПб., 1830, № 2985, с. 194.
208
96 Там же, т. X. 1737—1739, № 7450, с. 361–364.
Обычный порядок сыска и предания «градскому суду» невсегда давал желательные результаты: такая процедура была слишком медленной, слишком громоздкой. Поэтому власти прибегали к тайным арестам, о чем свидетельствует именной указ императрицы Анны Иоанновны от 26 ноября 1739 г.
«Ея императорскому величеству известно учинилось, что обретаются в Новегороде некакие два человека ханжей, которые как летом, так и зимою живут не в домах, но в шалашах при городовой стене. и в прочих тому подобных местех, являя себя простому народу святыми… Ея императорское величество указала: оных ханжей тайным образом взять и, без всякаго истязания инаказания, послать в разные монастыри… и чтоб в монастыре в рубашках и босые не ходили, но одеты бы были обыкновенно; а впредь ежели где в епархиях такие соблазнители ханжи являться будут и буде они в престарелых летах, то их по тому ж отсылать в монастыри, мужеск пол в мужеские, а женск в девичий; ежели будут молодые люди, то их ловить и отдавать в солдаты… а молодых и девок, скитающихся по миру… отсылать и отдавать помещикам, а если будут разночинцы, из купечества и прочих чинов, тех отдавать родственникам и свойственникам с подпискою, что им впредь по улицам не скитаться; а буде родственников нет, то отдавать гражданам и поселянам с подпискою, чтоб их кормили обществом, а по возрасте определять их в работу». [209]
209
97
Из этого документа ясно, что юродство было очень живучиу и что репрессии не достигали цели. Как только обстроился Петербург, юродивые появились и в новой столице. [210] У них нашлись
152
высокие покровители. Если Анна Иоанновна преследовала юродивых, то ее мать, царица Прасковья Федоровна, напротив, всячески им мирволила. Вот что писал В. Н. Татищев, который состоял в родстве с Прасковьей Федоровной, а значит, и с Анной Иоанновной (по матери Прасковья Федоровна была внучкой боярина М. Ю. Татищева): [211] «Двор царицы Прасковьи Феодоровны от набожности был госпиталь на уродов, юродов, ханжей и шалунов. Междо многими такими был знатен Тимофей Архипович, сумазбродной подьячей, котораго за святаго и пророка суеверны почитали… Как я отъезжал 1722–го другой раз в Сибирь к горным заводам и приехал к царице просчение принять, она, жалуя меня, спросила онаго шалуна, скоро ли я возврасчусь. Он, как меня не любил за то, что я не был суеверен и руки его не целовал, сказал: „Он руды много накопает, да и самого закопают"». [212] В. П. Татищев высмеивает этого Тимофея Архиповича за несбывшиеся пророчества — о том, что царевне Анне Иоанновне, будущей императрице, быть монахиней Анфисой, и проч.
210
98 См. там же, т. VIII. 1728—1732, № 6136, с. 891—892: «При некоторых обретающихся в С. — Петербурге церквах имеются люди мужескаго пола, являющие себя якобы юродивые, которые не токмо во время божественного пения, приходя в церковь божию, между предстоящими в пей от своего юродства продираяся, чинят слышателям во внимании чтомаго и поемаго помешательства, наипаче же по неблагообразию своему, одеяся в кощунския одежды, наводят немалый смех и соблазн» (синодский указ от 25 июня 1732 г. «О недопускании юродивых бродить по церквам для испрошения милостыни»).
211
99 Родословную Татищевых см. в кн.: Татищев С. С. Род Татищевых. СПб., 1900.
212
100 Татищев В. Н. История российская, т. I. М. —Л., 1962, с. 116.
Даже по этому фрагменту из «Истории российской» можно судить, что сценарий юродства во времена В. Н. Татищева остался неизменным. Юродивому принято целовать руку; это обыкновение, по–видимому, распространяется и на царицу Прасковью Федоровну. Пророчествуя, юродивый не изъясняется прозой, а говорит в рифму. В. Н. Татищев называет его «шалуном» — значит, как и при Аввакуме, юродивый «шалует», дурачится.
И в XVIII в., после того как синодальная церковь отказалась признавать юродство и начала гонения на него, оно сохранило верность древнерусской традиции. Юродство оставалось «серьезным» вариантом смехового мира, зрелищем «странным и чудным». Конечно, зрителей у него поубавилось, толпа, перед которой лицедействовал юродивый, сильно поредела. Но все-таки никакие указы, «именные» или синодальные, не были в состоянии искоренить этот старинный феномен.