Смелая жизнь
Шрифт:
– Слушайте-ка, что мне сейчас пришло в голову, мои друзья! Уж не ты ли сам, друг Саша, и есть та амазонка-девица, о которой говорит вся армия? Что вы скажете на это, господа? – обратился он к остальным трем офицерам.
Дружный хохот его друзей был ему ответом. Хорошо, что серебряный месяц скрылся за облако в эту минуту и наступившая внезапно темнота скрыла мертвенную бледность, покрывшую смуглые черты Нади. Сердце ее забилось так, что казалось, вот-вот оно вырвется из груди.
– Что за глупые шутки приходят тебе в голову! – собрав все свое спокойствие, насколько возможно небрежнее бросила она Шварцу. – Ужели ты ничего не мог выдумать поумнее?
– Нет,
– Ну, усов у него нет потому, что он лапландец! – засмеялся Чернявский. – Правда ли, ты лапландец, Сашук? – обратился он к Наде. – Недаром откуда-то с Севера родом!
– Нет, что ни говори, а сознайся, Александров, – подхватил Шварц, – что амазонка и ты – это…
Но ему, на счастье Нади, застывшей в одном сплошном порыве страха и отчаяния, не суждено было договорить своей фразы.
К костру приблизилась новая фигура, и грубый солдатский голос отрапортовал:
– Разведчики готовы, ваше высокородие. Господин ротмистр изволили приказать заезжать…
– Идем, Торнези, люди ждут! – облегченно вздохнув всею грудью, произнесла Дурова. – Или ты забыл, что сегодня наша очередь быть в секрете?
– Не забыл, конечно! – в один миг вскакивая на ноги, веселым голосом отозвался Иван Торнези. – Разве это можно забыть! Что ты, Александров?! Желал бы я не упустить случая и задать как можно больше перцу этим негодяям!
И оба, и Торнези и Надя, сопровождаемые солдатом, отошли от костра, и их фигуры скоро утонули во мраке.
– Желаем вам полного успеха, друзья! – крикнули им вслед оставшиеся у костра офицеры.
– Особенно вам, мадемуазель Сашенька, – донесся до Нади насмешливо-веселый голос Шварца.
– Несносный этот Шварц! – вскричала она сердито, в то время как Торнези расхохотался своим искренним безобидным смехом.
Несколько человек конных улан ждали их у опушки. Надя, как старший офицер и начальник отряда, приказала им спешиться и, обвязав копыта лошадей травою, вести их на поводу с перекинутыми на седло стременами.
Цель участников секрета была как можно ближе подойти к неприятельским позициям и, прикрываясь темнотою, узнать о расположении и силе врага. Это было важное и опасное поручение. Секрет мог быть легко обнаружен французскими часовыми, и тогда в лучшем случае отряд был бы перестрелян, а в худшем… Но Надя даже боялась подумать об этом худшем. Их могли перехватить и перевешать всех до единого, как шпионов. Недаром ротмистр Подъямпольский долго уклонялся послать туда молоденького Александрова, которого ему было свыше приказано беречь и всячески охранять от случайностей войны. И только горячая, полная воодушевления речь Нади о том, что солдату позорно уклоняться от опасности, заставила доброго эскадронного согласиться на ее мольбу и командировать ее в секрет в очередь, наравне с другими офицерами.
Весь маленький отряд лазутчиков двигался бесшумно по опушке леса. Надя, ехавшая впереди его, о бок с Торнези, чувствовала и сознавала всю важность возложенного на нее поручения, и сердце ее замирало, и кровь бурно била в виски. И Торнези переживал то же сознание и напряжение. Молодой итальянец уже заранее предвкушал то острое наслаждение, которое постоянно ощущал при каждой новой стычке с врагом.
– О
– О жизни… – произнес мечтательно итальянец, – о человеческой жизни и о том, как все в ней превратно. Сегодня веселье, смех, пирушка – завтра неприятельская пуля, угодившая в сердце… Боюсь, что моя мать не осушит глаз от горя, если убьют меня или Якова в эту войну… Она так любит нас обоих!
И, помолчав с минуту, он добавил дрогнувшим голосом:
– А у тебя жива мать, Александров?
– Жива! – отвечала Надя и добавила чуть слышно: – Должно быть, жива, я давно уже ее не видел!
Да, давно, очень давно! Шесть лет военной жизни пролетели одной сплошной чарующей сказкой. Все, о чем робко мечтала смуглая девочка в темноте прикамских ночей, все осуществилось наконец. Мечты превратились в действительность. И боевая слава, и офицерские эполеты, и успешная служба, и любовь товарищей, и, главное, участие и ласка государя, которую вот уже сколько лет она не может забыть! Все есть у нее, всего она достигла, а между тем неугомонное сердце все еще жаждет чего-то, все мало ему, все влечет его неведомо куда за новой славой, за новыми отличиями. Нет. Высшая, неизъяснимая словами великая любовь, любовь к дорогой Родине и к обожаемому монарху ведет ее по этому пути, так не отвечающему женской природе. И вот уже шесть лет, как она смело шагает по этому пути.
«А сколько за эти шесть лет могло случиться перемен там, дома, – думает девушка. – Отец, дорогой, милый, жив ли он, здоров ли? А мама? Простила ли она свою негодную Надю, своего казака-девчонку?…»
– Папа, папа! – лепечут беззвучно губы Дуровой. – Повидать бы тебя только на мгновение, папа, убедиться, что ты жив и невредим и простил свою Надю! Я верю, я твердо верю в наше свидание! Я верю, что увижу тебя когда-нибудь, папа! Ведь мое сердце не загрубело, и если я не была у тебя за эти шесть лет, то из боязни только, что твои мольбы остаться дома могли бы нарушить весь план моей жизни… Но я люблю тебя, ненаглядный, и тебя, и маму, и Васю с Кленой, всех вас люблю и помню, милые мои, дорогие…
Слезы затуманили глаза Нади. Вот одна выкатилась и потекла по бледной щеке… вот другая… третья…
– Ваше высокородие! Французы здеся, недалечко! – послышался у самого уха погрузившейся в забытье девушки пониженный до шепота солдатский голос.
Надя вздрогнула, опомнилась, смахнула непрошеные слезы и также шепотом произнесла слова команды.
По этой команде ее уланы свернули с дороги и вместе с лошадьми укрылись в небольшом кустарнике, в чаще леса.
– Ждите меня здесь, – приказала тем же чуть внятным шепотом девушка и, бросив повод на руки одного из солдат, сделала знак Торнези следовать за нею, легла на землю и с ловкостью кошки поползла на животе в высокой траве.
«Лучше самим сделать это, – мысленно соображала Надя, бесшумно подвигаясь вперед, – и не подвергать людей опасности, а если бы нас открыли внезапно, мы всегда успеем крикнуть на помощь оставшихся в кустах улан».
Но на беду, месяц снова выглянул из-за туч, и в лесу стало заметно светлее.
Ночь, очевидно, не благоприятствовала лазутчикам. Быстро и бесшумно подвигались ползком в траве оба офицера. Торнези ни на шаг не отставал от Нади. Встречные кусты хлестали их по лицу ветвями; порою камни и сухие листья царапали руки, но они бесстрашно подвигались все вперед и вперед. Вот уже частый кустарник стал заметно редеть, и, проползши с минуту, они увидели большую поляну, на которой был раскинут лагерь французов.