Смело мы в бой пойдём…
Шрифт:
Гудят моторы. Вот уже третий час полета миновал. Посмотрел капитан Орлов на часы: пора. Махнул рукой — сидевший впереди боец сказал что-то летчикам и встал, кожаную куртку одернул, карабин парашютный к лееру прицепил. Пошли.
Замигал командирский самолет огоньками точно елка рождественская. Это он сигнал другим подает — пора. И тотчас расцвели в небе белые цветы — купола парашютные. Под каждым где человек висит, где — контейнер с оружием и патронами. Качаются русские, украинские, белорусские парни в стропах, маму поминают, на землю поскорей хотят. А земля — вот она, черная, родненькая, по пяткам норовит побольней поддать. Приземлились…
Первым делом огляделись: кто где и где что. До моста заветного — 3 версты.
До моста легко добежали, но тут новая задача: захватывать эту громаду должно с двух сторон одновременно. Сжал кулаки капитан: октябрь — не май месяц, а все ж плыть кому-то придется. Оглядел своих десантников, подумал и приказал подпоручику Судоплатову взять сорок человек, шесть пулеметов и по 15 «Томпсонов» и МП. Связали бойцы узлы из одежды, навьючили на них оружие с боеприпасами, чтоб не утонуло и не подмокло, и в воду. Тихо уплыли, словно растворились в темной реке.
Сидит Михаил Федорович Орлов на берегу, веточку гаоляна жует, ждет. На часы взглянул: уже 36 минут прошло, как ушел Судоплатов. Вгляделся капитан в ночную темень. Вдруг на том берегу красный огонек мигнул. Раз, другой и нет его. А Орлова на душе точно солнышко встало: сигнал подали — значит доплыли.
Теперь пора и за основную работу приниматься. Поднял капитан свой отряд и поползли они бесшумно к мосту. Майсурадзе со своей группой пошел пулеметные гнезда захватывать, поручик Гриднев с бойцами взял на себя помещение охраны, а сам Орлов со своими воинами — прямиком на мост пополз. У него самое сложное: часовых снять, а потом — рывком через мост, Судоплатову на подмогу.
Никто и оглянуться не успел — часовые у моста пропали! То есть не пропали. Просто в одну коротенькую секунду «грибок», под которым часовой стоял, вдруг пустой оказывался. А потом снова часовой появлялся. Только ростом вроде выше и, если приглядеться, полы шинели не видны. Да кто ж это в осеннюю хмурую ночь приглядываться будет?! Вот и часовые у маленькой казармы исчезли. А затем сразу разорвалась ночь грохотом и вспышками яростными: полетели в казарму гранаты. Кого из японцев осколками не посекло, тот в окна да в двери прыгать стал. Но только ждут там счастливцев. Коротко плюнет огнем темнота и валится самурай на неприветливую манчжурскую землю. А душа — прямым ходом в японский рай.
На другом берегу вроде пулемет ожил, но тотчас захлебнулся, подавился гранатным разрывом. Вот под грибком у часового телефон вдруг зазвенел. Докладывает с того берега Судоплатов, что задачу свою выполнил. Капитан Орлов аж светится в ночи, цветет: взяли мост, взяли!
Только мост взять — не пол дела, даже не четверть. Его еще удержать надо. Отдал Орлов нужные распоряжения, разбежались бойцы по местам. Пути с обоих берегов минируют, пулеметы поставили, новые окопы роют. А вот и первые гости: пыхтит с японской стороны военный эшелон.
Подошел поезд поближе, крутанул подпоручик Судоплатов рукоять и вырос на месте эшелона огневой смерч. Рвутся цистерны с топливом, пылают вагоны с оружием. Довольны десантники: пока счет в их пользу и все растет. А вот офицеры, наоборот, напряглись: очень уж все гладко идет. Врагов слишком много и скоро еще больше будет. «Не волнуйся, командир, — смеется Майсурадзе, — чем гуще трава — тем легче косить!» Ходит Арчил Степанович Майсурадзе по окопам среди десантников. Кого шуткой подбодрит, кому подскажет, дельный совет подаст.
Десятый час бой идет. Рано утром прилетел, покружился над мостом русский самолет-разведчик. Выпустил капитан Орлов три ракеты — сигнал, что мост захвачен. Покачал летчик крыльями — понял, мол, и сразу домой. А десант остался. Через пару часов первые японцы появились. И началось. Прут желтолицые узкоглазые злые солдаты как волна цунами. Как саранча. Огрызается десант из пулеметов, из винтовок трофейных, из немецких да американских автоматов. Стреляют скупо, патроны берегут. Но зато — метко. «Огонь только наверняка!» — приказал командир. Правда кое-что шансы уравнивает. Захватили десантники две японские зенитки и лупят по солдатам Хондзе. А японцам артиллерию использовать трудно: шрапнель в окопах не достанет, а гранатами нельзя — мост повредишь.
Только выгода это не большая. Снарядов у десантников немного осталось. А тут броневики японские подползли: рубят пулеметы так, что головы не поднять. Все меньше и меньше бойцов у Орлова: погиб поручик Гриднев, тяжело ранен подпоручик Судоплатов, из пластунов добровольцев всего три десятка в строю осталось. Вот нашла пуля и самого капитана. Оттащили его в сторону десантники, как сумели перевязали, морфия вкололи. Принял на себя команду штабс-капитан Майсурадзе. Собрал он бойцов и так сказал: «Велика Манчжурия, а отступать нам, ребята, некуда! Видно так нам Господь судил: здесь во славу России смерть принимать. Если я погибну — подрывайте мост!» Поклялись тут десантники, что умрут, а мост японцам не отдадут. И снова закипел бой. Вот уже совсем мало десантников остается, вот уже ранен замполит Майсурадзе. Мученический венец принял отрядный иерарх отец Алексий, бросившись с гранатой под японский броневик. Неужто мост взрывать придется?
Только грянули вдруг с широкой Сунгари артиллерийские залпы. Накрывают японские цепи тяжелые снаряды. А от берега уже родное русское «ура!» гремит. Это подошли шесть мониторов и три канонерские лодки из состава Амурской военной флотилии. Пришли с ними три вооруженных парохода, а на них — тысяча десантников, да артдивизион в придачу.
За этот подвиг капитану Орлову, штабс-капитану Майсурадзе и подпоручику Судоплатову первым было присвоено звание героев России.
Алексей Ковалёв. Переводчик. Таджикская губерния. 1932 год.
О появлении басмачей первым сообщил на пост Кашка-Су вернувшийся из разведки рядовой Семен Ванников:
— По Черному ущелью продвигается банда сабель в двести.
Необходимо было срочно предупредить соседние заставы Ой-Тал и Ишик-Арт. Андрей Горенков, старший на посту решил послать в Ой-Тал Ванникова, а с Ишик-Артом связаться по радио. Ванников уже седлал коня, когда дежуривший на вышке Гребешков крикнул:
— Внимание! Одиночный всадник!
Горенков выбежал из блокгауза, на ходу сдергивая с плеча винтовку. Но, приглядевшись, опустил оружие. Лихим наездником оказался старый чабан из кишлака Сары-Бай Сулейман. Старик считал себя большим другом пограничников. Запрошлой зимой врач погранотряда вылечил двух внуков Сулеймана от дифтерита, и с тех пор старик поклялся бородой в вечной преданности «черным курткам». А когда пограничники научили чабана запасать на зиму сено и овцы перестали гибнуть от страшного джута [5] , благодарности старика просто не было пределов. Старый чабан снабжал пост свежим мясом и свежими новостями, но если он примчался за добрых десять верст, загоняя коня, значит, стряслось что-то недоброе.
5
Джут — массовый падеж скота от бескормицы