Смена климата
Шрифт:
Геноцид по политическим убеждениям. Вышло хорошо. Быстро. Хотя для Алаа массовая зачистка всех сепаратистов стала неожиданностью, несмотря на развитую способность к анализу и умение прогнозировать будущее. Демоны убивали быстрее и эффективнее, чем любые тварные создания. Даже один демон, если он и правда был один. За какие-нибудь сутки Алаатир перешел от феодальной анархии к абсолютной монархии, и тийрмастер оказался к этому не готов. Его же никто про демонов не предупреждал. О них и о Паломе знали только Хасан с Занозой и Франсуа.
К чести Алаа, мудрый толстый жук быстро сориентировался
Ну, а у Занозы готов был список кандидатов в прелаты опустошенных миссий, Стив же взял на себя знакомство и с ними, и с уцелевшими прелатами, из тех, кто ничего не имел против Халька Алаа до зачистки, и стал рьяным его сторонником — после.
Текучка.
Это было охренительно интересно когда-то, в конце двадцатых, в процессе становления Юнгбладтира, но сейчас лишь отнимало время, почти не давая работы мозгам. Схемы созданы еще до новой эры, две тысячи лет их шлифовали и доводили до ума, а современные технологии стали последней деталью, превратившей некогда творческую работу в механическую последовательность действий, ведущих к неизбежному результату.
Хочешь захватить власть? Спроси меня как.
Шайзе! Из Европы пришлось сматываться просто потому, что они могли устроить какой-нибудь переворот. А здесь они его устроили. И что? Хоть бы одна претензия! Хотя бы со стороны проигравших! Хрен там, все счастливы, что уцелели — все, кто уцелел — еще немного и будут благодарить за потерю власти.
Правда, учитывая альтернативу, у них и правда есть повод сказать спасибо. Любой исход лучше окончательной смерти от лап демона. Демоны, они такие фантазеры.
Аргументов в пользу приезда Минамото в Алаатир у Хасана было два. Аргументов против Минамото, вообще, против Минамото, в любом тийре Земли — только один: Хасану не нравились попытки японца довершить то, что не удалось Лиэну Арсе. Претензия эта на первый взгляд казалась весомой, однако при ближайшем рассмотрении не выдерживала критики, поскольку затея Минамото была безнадежной.
Что действительно делало японского духа нежелательным гостем, так это его манера кормиться. Проблема заключалась не в том, что он убивал людей — Заноза прав, кто только людей не убивает — а в том, что Минамото превращал свои жертвы в дичь, охотился на них, как на животных и убивал как животных.
Он предлагал им деньги, людям, которые становились его добычей. Обещал щедро заплатить выжившему. Давал оружие. Не возражал против попыток убить его самого, даже поощрял покушения. И думал, что отнимает чужую жизнь в бою, думал, будто его жертвы сопротивляются по-настоящему — чем отчаянней было их стремление выжить, тем сытнее становилась его трапеза. По
Вампиры относятся к жертвам с уважением, даже к Стаду, и тем более к тем, кого выбирают на охоте. «Поцелуй» — это прикосновение к душе. У кого может возникнуть желание прикасаться к душам, не вызывающим интереса и уважения? А «целовать» животных — это извращение, которое и вообразить нельзя. Нечто немыслимое.
Минамото вампиром не был, и кормиться мог, как ему заблагорассудится, Хасан это понимал. Однако оставлял за собой право не принимать.
Но что бы ни вообразил себе Заноза, убивать японца он не собирался.
Минамото нужен был в Алаатире, чтобы выследить демона.
Привести тийр под руку Алаа стало лишь половиной дела. Мир, порядок, выполнение законов — это были хорошие, достойные цели, достигнутые, пусть и не мирным путем, но все же и не такой кровью, какой Заноза в начале века привел Юнгбладтир под руку тамошнего тийрмастера. Однако демон, истребивший нелояльных к Хальку Алаа вампиров, оставался здесь, продолжал искать Палому, и пусть убийства пока прекратились, позволить ему и дальше жить в тийре было нельзя. Город и так полон демонов, как любой земной мегаполис, совершенно ни к чему добавлять к этим сонмам еще одного, за чье явление лично несешь ответственность. Тем более, что этот один имел настоящую душу, а значит был сильнее и опаснее тысяч своих бездушных собратьев.
Заноза хотел знать, почему Хасан уверен, что демон — один. Ну, хоть чему-то не учат в английских школах. Правда, были подозрения, что выбери мальчик английский университет, вместо высшей технической школы в Мюнхене, и он знал бы о демонах больше чем нужно. Но обошлось. Заноза и без демонов знал больше чем нужно о бесконечном множестве других вещей и явлений.
А еще он в любой последовательности мог перечислить все, о чем знал, назвать точное число этих самых вещей и явлений, и формулировку «бесконечное множество» отвергал, как не соответствующую действительности. Рассказывать ему о чем-нибудь было по-своему захватывающим ощущением. Заноза все запоминал слово в слово, и мог при необходимости воспроизвести с идеальной точностью, вплоть до мимики и интонаций (без необходимости, к сожалению, тоже). От понимания этого возникало иллюзорное, но отчетливое чувство прикосновения к вечности.
Иллюзорное — потому что, будучи реалистом, на вечность Хасан не рассчитывал.
Ну, а демон был один потому, что демоны, вообще, одиночки. Не от ума, разумеется и не от самодостаточности, а от крайней гордыни. Ума им тоже хватало, как и хитрости, но гордыня была так велика, что ни ум, ни хитрость ее не осиливали.
Демон, совративший Онезима, имел все основания гордиться. Он сделал доброе злым, простым посулом превратил хорошего человека — мертвого, да, проклятого, но хорошего — в жестокую, отказавшуюся от собственной сущности тварь. Не покупал душу Онезима, и не смог бы купить, всего лишь пообещал, что тот сможет творить благие дела в обмен на потерю человеческого облика. И победил.