Смерш-2

Головачев Василий Васильевич

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, решаемых Кабинетом министров.

Кабинет Завьялова находился на третьем этаже «черно-белого дома», как с девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом костюме, с виду — обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к Завьялову

без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях этого «учителя», в миру Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду — по паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это «многое», было трудно. Завьялов, как и четверо его коллег по «кримкомиссии», относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но — опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным — кролик или человек, — не имело значения.

— Проходи, — кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. — Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? — Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.

Он достал бутылку «Фьюджи», налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил.

— Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером.

— Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра — и целый день свободен! — Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно-желтые, но не «кошачьи», а скорее «птичьи», и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания.

— Мы теряем темп, — сказал Горшин, предваряя вопрос хозяина кабинета. — Нужны люди.

— Не просто люди — профессионалы, — уточнил Завьялов. — И не просто профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу.

— К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие-то подонки, видно, расслабился.

Завьялов с любопытством глянул на собеседника, от которого явственно повеяло угрюмым недовольством.

— Плохо верится, что можешь расслабиться до такой степени. В каком таком подъезде ты оказался?

— Был в гостях у приятеля, вышел, а они кого-то ждут. Потом уже сообразил, что попался случайно, а шли они «пощупать» коммерсанта этажом выше. Ни грана интеллекта — тупая, воинствующая наглость! Что ей увещевания, призывы к совести и справедливости? Ей понятны только кулаки и зубы.

— И как

же удалось выйти из положения?

— Помог какой-то «крутой» парнишка, владеющий боем на таком уровне, какого я еще не видел. Хотя он почему-то пытался этот факт скрыть.

— Не преувеличиваешь?

Горшин пропустил реплику мимо ушей.

— Я не смог его прозондировать достаточно четко, парнишка далеко не прост и владеет пси-блоком, но попался он мне не случайно. Если я прав, он может быть либо нашим другом…

— Либо?

— Врагом, разумеется. Потому что работает он на команду контрданс.

— Как? Не понял.

— Он перехватчик, если пользоваться жаргоном военных профи, агент-индивидуал высокого класса, работающий на отечественную разведку «Смерш-2».

— Ого! А откуда тебе это известно?

— Мне многое известно, друг Горацио Дмитрий Васильевич. Попробую поработать с ним, встречусь пару раз, пощупаю поле возможных траекторий, поговорю. Заинтересовал он меня вельми.

— Я не всегда все понимаю, Тарас Витальевич. Что еще за «поле траекторий»?

Тарас улыбнулся. Дмитрий Васильевич Завьялов понял, что ответа не получит, и перевел разговор на другую тему:

— Ты знаешь, что в МВД по заказу Генпрокуратуры создана спецкоманда для борьбы с террористами?

— Знаю.

— Вероятнее всего, это по наши души. Рудаков и Чураго перестраховываются, поскольку ниточки от Жарова, Филина и других «гегеншабен» тянутся к ним. Поэтому за нами начинается охота с призывом «пленных не брать!».

— Масакра…

— Что?

— Дмитрий Васильевич, я как раз по этому поводу. «Фискалы» взяли нашего исполнителя. Его подставили: в квартире гаишника-майора, который наговорил на своего же подчиненного, переложив вину с себя на невинного, была засада. «Фискальный» спецназ — ДДО [9] «Руслан».

9

ДДО — десантно-диверсионный отряд.

— Кого взяли?

— Костю Ариставу.

— И он им дался?!

Глаза Тараса еще больше посветлели, став почти прозрачными.

Завьялова охватил ледяной озноб.

— Даже такой мастер, как Аристава, ничего не смог сделать против выстрела в спину.

— Он…

— Жив, но тяжело ранен. Давайте кумекать, как будем его выручать. У меня есть кое-какие мыслишки.

— Зачем Аристава ходил к гаишнику? Кто дал ему задание?

— Никто. Точнее, совесть. Он просто решил помочь другу, который рассказал ему о своем горе. А друг оказался провокатором, работающим на ФСК.

— То есть Аристава отправился на несанкционированную операцию, презрев законы «Чистилища», забыв о дисциплине, подставив тем самым всех нас.

— Формально все так, Дмитрий Васильевич, но мы забываем, что наши ребята живут не в вакууме, что у них есть семьи, родственники, друзья и элементарная порядочность, вынуждающая с ними считаться, душа, наконец. Кадры, как вам известно, подбирал я сам, я знаю их всех. Но ведь «Стопкрим» своих людей не бросает в беде? Да и пора дать кое-кому хороший урок.

— Кому? Ребята из «Руслана», что брали его… не виноваты.

— А я не про них говорю. Речь о начальниках, планирующих такие операции с подлянкой, и о тех из нас, кто возомнил себя демиургом. Подставили Ариставу не без помощи второго спикера.

Завьялов вздрогнул:

— Кравчука?! Не может быть!

— Может, — тихо сказал Горшин. — Кравчука предложил, кстати, комиссар-три, отметьте сей факт.

— Ну и что?

— Первый случай — случай, второй… Рыба гниет с головы, Дмитрий Васильевич. Но это к слову. Поживем — увидим.