СМЕРШ времени. «Чистильщик» из будущего
Шрифт:
– Не сознаешься – по-другому говорить будем! Пшел отсюда!
Похоже, ситуация ухудшается, коли угрозы пошли. Правда, пока это только слова.
Прошел день, два, неделя… Меня на допросы не вызывали. Появилось ощущение, что обо мне просто забыли. Эх, товарищи мои сейчас воюют, а я здесь, прозябаю. Сучков небось думает, что мне хитроумную операцию поручили, а я в камере сижу. Обидно до слез.
Считая дни,
Пролетела вторая неделя, третья… Слышал я раньше мельком, что есть такие узники в спецслужбах – годами без вины сидят. Но как-то слабо верилось. А теперь и к себе примерил. Неужели победу в камере встречу, как уголовник, отнявший у старухи хлебную карточку, а не как воин, внесший в эту победу свою, пусть и малую, лепту? И поговорить в одиночке не с кем, а я привык жить среди людей – в движении, активно. А в камере я видел лишь надзирателей при раздаче пищи. Не один раз я спрашивал о сводках Совинформбюро – меня интересовало положение на фронтах. Но надзиратели лишь бросали немногословное: «Разговаривать с подследственными не положено». Вот так. Я не майор СМЕРШа, а подследственный.
Наконец загремели ключи в замке, и надзиратель гаркнул:
– Колесников, на допрос!
Ну хоть какое-то разнообразие в унылой жизни!
На этот раз меня завели в кабинет Бодрова. Войдя, я встал у двери, руки – за спиной. Усвоил уже арестантские привычки.
Бодров поднял голову от бумаг, которые лежали перед ним, отложил в сторону ручку:
– Садись, Колесников. Для тебя хорошие новости.
Я стоял и молчал.
– Наша рабоче-крестьянская Красная Армия освободила Гливице, и наши сотрудники допросили агента Эльжбету.
– Тоже в тюрьме?
– Смотри, какие мы обидчивые! Она подтверждает твои слова.
– Кто бы сомневался.
– После возвращения из дальнего тыла, учитывая, что ты действовал там в одиночку, положена проверка. Пойдем.
Майор завел меня в знакомую комнату, достал из шифоньера мою форму – ту, в которой я приехал в Москву.
– Переодевайся.
Я снял форму рядового и надел свою, офицерскую. С некоторым удовольствием опоясался ремнем. Форма без ремня уже и не форма, а в камере у меня был ремень брезентовый – солдатский отобрали сразу.
Натянул сапоги – свои, хромовые, вместо кирзовых. И почувствовал себя почти человеком. Почти – потому как все еще был
Правда, документы и награды Бодров мне вернул в своем кабинете, достав их из сейфа. А пистолет мой повертел в руках, взглянул на меня и снова убрал его в сейф.
– Верни пистолет – это личное оружие. Не ты мне его давал, не тебе и забирать.
– Здесь я решаю.
– Так я уже не подследственный, обвинение с меня снято?
– Конечно.
– Я бы хотел написать рапорт о переводе в действующую армию. На фига мне такая служба, на которой после выполнения задания в камеру сажают?
– Дурак ты, Колесников. Написать можешь, но не советую.
Я сел за стол, взял ручку, бумагу и написал рапорт.
– Знаешь, майор, кадровые вопросы я решать не правомочен. Твой рапорт передам по начальству. Жить пока будешь на первом этаже, в офицерском общежитии. Думаю, вопрос решится быстро.
Вызванный сержант проводил меня вниз, доложил дежурному лейтенанту. Я завалился на койку. Службу в зафронтовой разведке я представлял себе по-другому.
Вечером поужинал в столовой со всеми и – спать. Как же это хорошо, когда не гремит вечером «кормушка», когда надзиратель на отмыкает цепь на нарах, когда есть одеяло и подушка.
Выспался по-человечески. А уже утром посыльный снова вызвал меня к Бодрову.
– Твоему рапорту, Колесников, был дан ход – он удовлетворен. Склад помнишь, где немецкую форму получал?
Я кивнул.
– Получишь шинель и шапку – армия перешла на зимнюю форму одежды. В штабе получишь командировочное удостоверение и можешь отправляться на новое место службы – Первый Украинский фронт. Там начальника отдела СМЕРШа бомбой убило – вместе с пятью сотрудниками. Начальник фронтового СМЕРШа уже информирован о твоем назначении. Держи свой пистолет.
Я вложил пистолет в кобуру и лишь теперь почувствовал себя полноценным офицером. Козырнул Бодрову и направился к старшине в каптерку.
Мне подобрали шинель и шапку по размеру, погоны майорские. Вот теперь все, надо уезжать из Москвы. От начальства лучше подальше. Пусть в полковые войска или в СМЕРШ розыскником-«чистильщиком», но только без хитроумных операций.
Я вышел на улицу, поглядел на прохожих. Хорошо!
Начинался новый этап моей жизни.