Смерть Агасфера
Шрифт:
Незнакомец не ответил. И как он воспринял этот вопрос, понять было нельзя, потому что он
смотрел в пол, и Товий не мог поймать его взгляд. Впрочем, Товий ни разу не встретился с ним взглядом и не желал этого. Он был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить на это внимание, чтобы разглядеть того, кому он доверился.
– Легко было понять, кто нанес ей эти раны, - сказал он тихо.
– Это, верно, ради Него... Верно, перед Ним я преклонил колени. Разве нет? Скажи, что ты об этом думаешь?
– Я? Откуда
– Нет, нет, разумеется. Откуда тебе знать. Я просто спросил... спросил, что ты об этом думаешь.
– Что я думаю?
– Да.
– Я думаю, как и ты, что это перед Ним ты преклонил колени. Однако удивительным путем шел Он, чтобы заставить тебя сделать это.
– Я тоже так думаю...
– Чтобы получить над тобой власть.
– Власть надо мной?
– Да, однако странным путем, скажу я тебе.
– Власть надо мной!
– Да, в этом все дело. А ты как думал?
– Власть?
– Да. А ты не хочешь, чтобы Он обрел над тобой власть?
– Нет... Не хочу, чтобы кто-либо имел надо мной власть... Ни Он, ни...
– Но ведь ты пойдешь паломником к Его гробу.
– Ради нее.
– И ради себя самого, как ты сказал.
– Сам я никогда не решился бы на это.
– Нет, не решился бы. Твоя правда. Так оно и есть. Поэтому Он привел тебя к распятой женщине, одинокой и покинутой. Может, это был единственный путь для Него показать тебе свои раны, ведь иначе ты и не вспомнил бы о них. А теперь Он заставил тебя преклонить перед Ним колени. И стать пилигримом. Бросить все и стать одним из тысяч паломников, идущих к Его могиле. А для верности, чтобы ты не забыл свой обет, Он послал с тобой ее собаку.
Человек посмотрел удивленно на него, на незнакомца, сидевшего рядом, ведь раньше он вовсе не обращал внимания на того, с кем говорил. Но в этом тусклом свете он не мог разглядеть его хорошенько: незнакомец сидел наклонившись вперед, не поднимая глаз, согнувшись над исхудалыми руками, которые он, держа их на коленях, все время сжимал и разжимал.
– Можно подумать, что ты хорошо Его знаешь!
– сказал Товий слегка насмешливо и недоверчиво, однако было заметно, что слова незнакомца взволновали его.
Не получив ответа, он продолжал:
– Что до меня, то я мало о Нем знаю. И не могу сказать, что сильно стремлюсь увидеть Его гробницу, Его Голгофу. Я иду туда лишь ради нее, как я уже говорил, ведь она стремилась туда. К чему я сам стремлюсь, того я не знаю. Ведь люди часто не знают, чего они хотят. Но она знала.
И, верно, хотела, чтобы Другой имел над ней огромную власть. Должно быть, она этого хотела. Но я не хочу. Он вытянул ноги под столом и уселся поудобнее. Потревоженная им собака покрутилась и снова улеглась у его ног уже по-другому. Она еле слышно скулила.
– Ты, видно, в самом деле много о Нем знаешь, - продолжал Товий. Откуда ты все это узнал?
Незнакомец
– О том, как Он умеет поймать человека в сети и заставить его преклонить перед Ним колени... стать паломником. Неужто Он в самом деле будет так стараться ради одного-единственного человека, до чего же странным кажется мне все это.
– Он будет стараться сколько угодно, когда речь идет о человеке, которого Он избрал.
– Избрал?
– Да. Тогда Он не отпустит хватку. Не отпустит его от Себя никогда. Не даст ему больше свободы... Я вижу, ты не знаешь, что чувствует человек, когда его преследует Бог.
– Преследует?
– Да.
– Бог?.. Разве такое бывает?
Незнакомец молчал. Он молчал как-то по-особому, и оттого слова, сказанные им, казались еще более странными и непонятными. Ведь он вкладывал в них особый смысл. И тут Товий впервые подумал, что у сидевшего рядом с ним незнакомца, должно быть, своя судьба, ведь не для того же он существует, чтобы выслушивать его. Он долго сидел и смотрел на него, на его сгорбленную спину, на худые руки, которые он, положив на колени, сжимал и разжимал.
– Какую власть Он имеет над тобой?
– спросил он внезапно.
Казалось, эти слова поразили незнакомца будто молнией. Он распрямился, поднял голову, и вдруг Товий заглянул в его глаза, поймал его взгляд такого взгляда человеческих глаз он до сих пор не видел; исполненный одиночества, этот взгляд, казалось, шел из другого времени, из другого мира, глаза, которые его посылали, походили на колодцы, высохшие давным-давно.
Другого ответа он не получил, только этот взгляд. Они долго сидели, не говоря друг другу ни слова. Над домом бушевала гроза, в тусклых окнах то и дело вспыхивал огонь, а между горами гремели раскаты грома.
– Ты искал здесь приюта от непогоды?
– спросил под конец человек, чтобы что-нибудь сказать.
Незнакомец слегка кивнул головой.
– Я понимаю. Но разве не странно, что тебя загнали именно сюда. Правда, здесь, в горах, нет другого пристанища, только одно это, для паломников.
– Я не пришел бы сюда, если бы здесь был другой приют. И когда мы спустимся в какое-нибудь селение, я не собираюсь останавливаться в странноприимном доме для паломников.
– А куда ты идешь?
– Я?.. Я?..
– Да. Ведь ты, верно, не паломник? Поди, не к Голгофе идешь и не к какой другой гробнице? И не к каким другим святым местам?
– Для меня нет святых мест, которым бы я хотел поклониться.
– Нет? Но ведь святые места есть на земле. Ты не веришь в это? Я хочу сказать... святые... для других людей?
– Этого я не знаю.
Человек сидел молча. Смотрел на незнакомца.
– И ты не преклонишь колени ни перед кем?
– Нет.
– И даже перед Богом? Незнакомец не ответил.