Смерть Аттилы
Шрифт:
Черная лошадка продолжала свой путь. Было уже так темно, что Такс почти не различал дороги. Резкая ночная прохлада колола его, как иголками. Впереди, на вершине холма, высвечивались высокие стены частокола кагана. К западу от реки блестели огоньки, но Такс решил, что там стоит лагерем король гепидов. Лошадь продолжала двигаться вперед, ее нос был направлен в сторону частокола.
Весь день усиливался северный ветер, и сейчас Такс видел, как он раскачивал обнаженные ветви дуба у ворот частокола. Когда лошадь проскакала последний отрезок крутой дороги, он слышал, как бились ветки. У него зашевелились на затылке
Серый конь следовал за ним. Дул и завывал холодный ветер. Он подталкивал его вперед. На спине серой лошади закутанный труп двигался и шевелился. Такс начал шептать заклинания. Когда-то он знал заклинания против мертвецов, но сейчас забыл почти все, кроме каких-то частей. Хотя от слов было мало толку, он все равно продолжал их повторять.
Лошадка привезла его к самому дубу, повернула за угол и остановилась перед огромными воротами частокола. Такс глубоко вздохнул. Ветер выл и что-то бормотал ему. Над его головой скрипели изогнутые ветви дуба. Ворота были заперты, и никто так поздно не впустит его внутрь. Но он не может оставаться здесь за оградой в темноте. Он наклонился и начал колотить кулаком по воротам.
— Впустите меня! Впустите меня внутрь!
Он мог поехать к стоянке на равнине. Но было так темно, что он мог ошибиться и приехать к германцам, а он сейчас не желал их видеть. Никто не откликнулся на его стук, и он продолжал колотить по воротам. Они были сделаны из бревен, расколотых вдоль их длины, и на них оставалась кора, которая приглушала его стук.
— Убирайся! — послышался голос сверху. — Уже темно, а ворота закрываются с заходом солнца. Убирайся!
— Яя, — обрадованно закричал Такс — Это Такс. Впусти меня!
Он прижался к воротам, нажимая на них обеими руками, словно пытаясь проникнуть сквозь дерево. Сверху Яя прокричал проклятие испуганным голосом. Такс глянул на серую лошадь. От нее исходило странное бледное сияние. Темнота и ветер окружали его, наполняя воздух удивительными звуками, полными демонов. У него побежали мурашки по коже от их прикосновения. Они желали сожрать тело Марата. Его лошадка перебирала копытами, прижав уши к голове, и Такс погладил ее по шее.
— Такс умер в Италии, — сказал Яя по другую сторону ворот. — Ты кто? Его дух или ты нарочно говоришь его голосом, чтобы выманить меня за ограду?
— Я — живой, а не мертвый. Это я — Такс, я — живой, а не демон! Яя, впусти меня внутрь.
— Это его голос, — сказал еще кто-то за воротами. — Если ты откроешь ворота, Яя, он станет сосать твою кровь! Он знает твое имя.
Такс закричал:
— И твою, Монидяк. Впустите меня. Здесь за воротами есть настоящие демоны, вы что, оставите меня им?
Он знал, что если он скажет им о теле Марага, они никогда не откроют ему ворота.
— Яя, пожалуйста…
— Нет! — завопил Монидяк. — Это демон… Нет, нет!
Что-то тяжелое стукнулось об ворота, и послышались звуки борьбы. Также было слышно, как кто-то побежал. Такс продолжал колотить в ворота, чтобы они не забыли о нем. Вокруг него выл ветер и была темнота. Они окутывали
— Это Такс. Вы видите? Если я и демон, вы все равно не можете меня убить. Мертвец там, за вами. Яя!
Он спрыгнул с лошади прямо на руки Яя, тот что-то закричал и поймал его. От радости у Такса перехватило дыхание. Люди окружили их. Они смеялись и обнимали Яя и Такса. Они шутили по поводу демонов и ветра, который выл и рвался в ворота так, что те дрожали на кожаных петлях.
— Это Мараг? — спросил его Монидяк твердым голосом. Смех прекратился, и голоса смолкли. Такс повернулся к Монидяку. Тот стоял у серой лошади, держа руку на тюке с трупом.
— Он умер в снегу, когда мы возвращались домой, — сказал Такс. Ему стало горько, и он закричал.
— Свиньи! — завопила женщина из окна на втором этаже, где находились покои для женщин. — Вы — сыновья змей и демонов. Почему не даете людям спать?
— Ш-ш-ш, — смеясь, все стали успокаивать друг друга.
— Пошли, — тихо сказал Монидяк. — Пошли в дом, там поговорим. Пусть ворота сами себя сторожат. Это твоя лошадь? Да?
Он похлопал лошадь по крупу.
— Она сама о себе позаботится. Мы внесем Марага внутрь, чтобы до него не добрались демоны. Подожди, пока каган не узнает обо всем этом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ардарик терпеливо повторил:
— Да, мой каган, остаются старые проблемы. Прежде чем мы будем надеяться, что нам удастся захватить Италию, мы должны устранить причины, которые привели нас к провалу прошлым летом.
— Ух! — сказал каган. Он сделал движение рукой, как бы отгоняя от себя муху, и положил голову на высокую спинку кресла. — Это все неважно.
— Мой каган, я не могу понять как…
— Прошлым летом мы потерпели поражение, потому что нам заплатили много золота, чтобы мы не смогли выполнить намеченное. В следующий раз мы, может быть, не станем брать деньги.
Ардарик положил руки перед собой на стол:
— Мой каган, армия голодала и погибала от чумы. Мы не смогли найти проход на юг через горы и болота. Не было добычи и пищи для нас, и даже не было травы, и мы не могли достать провиант. Италия — это предательская страна. Если Константин говорил правду, то сами итальянцы не могли покорить эту страну много лет. И в следующий раз нам не удастся поймать их неготовыми отразить наши атаки.
Лицо кагана не изменило своего выражения. Какое-то время он не сводил взгляда с Ардарика, и тот, зная, как Аттила ненавидел людей, которые не могли выдержать его взгляда, смотрел ему прямо в глаза, хотя он не любил и считал грубым такой обмен взглядами. Он уперся локтями в полированный дубовый стол, стоявший между ними. В любом случае они не станут выступать до весны, пока не расчистятся проходы через Альпы, и поэтому они проведут всю долгую зиму в спорах, сидя в тепле в этой маленькой комнате с зажженным очагом и высокими кувшинами медового напитка и награбленного римского вина. Они станут сидеть на мехах, наброшенных на деревянные лавки. Ардарик всегда гордился своим терпением.