Смерть Аттилы
Шрифт:
Монах возвращался, Такс чувствовал его шаги. Они передавались сквозь землю у него под щекой. Такс поднял голову. Было забавно видеть монаха, одетого в одежду хунну. На монахе была куртка и рубашка Такса, и мешковатые штаны хунну. В его руках дымился кусок материи, это был обрывок рясы монаха. Он стал на колени и осторожно снял повязку с ног Такса. Он наложил свежую повязку на ноги Такса именно туда, где было больнее всего.
— Тебе нужно было остаться с ними, — сказал ему Такс.
— Не болтай глупости. Кто бы тогда стал ухаживать за тобой?
Такс
— Трубач мог бы мне помочь лучше тебя.
— Я знаю, — ответил ему монах. Он провел рукой по своему худому лицу. — Мне бы хотелось, чтобы он был с нами. Я уверен, что он бы лучше знал, как тебя лечить.
— Трубач знал все на свете.
— Он действительно знал очень много.
В то утро, когда они хоронили шамана, Такса и девушку поймали. Но потом девушка куда-то пропала.
— У нас есть вода?
Монах встал и отошел, Такс его теперь не видел. Он приподнялся и понял, что они расположились в тени на возвышении. С двух сторон тут росли березы и ясени. Видимо, они были недалеко от реки. Он лежал на ветках, покрытых остатками рясы монаха. Немного подальше монах сложил переметные сумы и узел, которого Такс раньше не видел. Он принес воду в сушеной тыкве и сел рядом с Таксом. В руке у него был германский хлеб.
— Твой друг дал нам с собой еду.
— Мой друг? — Такс приподнялся с земли.
— Сын короля. Он привез нас сюда.
Такс покачал головой, вода прохладой текла у него по горлу. Он ничего не помнил, кроме того, что у него был жар и ему было страшно плохо в грязной конюшне гепидов, где он валялся, как последний раб.
— Дитрик? Это он нас привез сюда? Где он?
— Наверно, вернулся домой.
— Он еще придет к нам?
— Не думаю. Он сказал, что нам нужно убираться отсюда, как только ты будешь в состоянии двигаться, и что нас могут легко найти, если за нами начнется погоня.
— Он тебе сказал, кто он такой? Он — молодой, так? Моложе меня… Со светлыми волосами и глазами… Он симпатичный, не так ли? Ну, как все германцы.
— Он сказал только, что он твой друг. Он действительно твой друг.
Монах разломил хлеб пополам и дал Таксу один кусок.
— Конечно, это — Дитрик.
Такс положил хлеб на землю и постарался сесть. Монах повернулся к нему, но не попытался его остановить. Такс проверял повязки на ногах — повсюду чувствовалась боль. Он не мог двигать ногами, а когда он попробовал это сделать, то боль пронзила все тело.
— Я смогу ехать верхом. Тебе придется вернуться к Ардарику — Дитрик о тебе позаботится.
Может, монах уговорит Дитрика поехать с ними, и они с Таксом где-нибудь встретятся, но монах покачал головой:
— Послушай меня, мой друг. Я лучше пойду прямиком в Ад, чем снова вернусь в это место. Не пытайся со мной спорить. Если ты хочешь ехать, то я постараюсь тебе помочь, но ты должен оставить меня здесь. Я могу справиться, как я делал это и раньше.
Такс
— Тогда было лето. Посмотри на деревья, скоро выпадет снег. Ты не можешь себе представить, какие здесь зимы. Если ты не хочешь ехать к гепидам, поехали со мной.
— Спасибо, я не могу этого сделать.
Такс что-то пробормотал, искоса глядя на монаха. Он откусил кусочек хлеба. Ему так хотелось увидеть Дитрика. Как ужасно, что он был здесь, принес его сюда, а Такс ничего не чувствовал. Он доел хлеб и стряхнул крошки с коленей.
— Делай, как ты знаешь. Вскоре станет темно, и тогда я уеду. Я считаю, что тебе следует ехать со мной. Я тебе дам коня, и ты можешь забрать все, что пожелаешь. Я могу охотиться на равнине, поэтому ты возьмешь еду. Ты видел мою черную лошадку?
— Да, она пасется вместе с кобылками, но меня к себе не подпускает.
Такс кивнул:
— Я так и думал, что она вернется.
Не было смысла сейчас отправляться на реку Недао, там еще никого нет. Он лег на спину и посмотрел на небо сквозь ветви берез и подумал, куда же ему ехать и как он станет охотиться все это время.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
— Такс! Такс!
Такс придержал лошадку и оглянулся. В переполненном лагере он не обнаружил ни одного знакомого. Собаки рычали у ног лошадки. Та фыркнула и ударила копытами. Такс нагнулся и замахнулся на них луком. Когда же он выпрямился, то увидел, как Монидяк пробирается к нему между кибиток, деревянных рам для сушки мяса, костров и сохнущей одежды.
Бросив лук, Такс раскинул руки и издал клич. Монидяк приказал своему коню перепрыгнуть через кучу отбросов и нырнул прямо с седла в объятия Такса. Они свалились с лошадки на завопившего ребенка. Его мать вылетела из кибитки с кнутом и стала хлестать их, не переставая ругаться.
— Монидяк! — восклицал Такс, сжимая приятеля в объятиях. Кнут из бычьей шкуры хлестнул по плечам, и кончик его ожег щеку, как горячий уголек.
— Ой, давай отсюда выбираться, Монидяк. Монидяк!
Прикрывая голову руками, Монидяк отбежал от разъяренной мамаши. Такс последовал за ним на коленях. Таким образом, он был менее заметен, и пока женщина размахивала кнутом над головой Монидяка, Такс добрался до черной лошадки, крепко ухватился за ее длинную гриву, и та оттащила его подальше от опасности. Монидяк хохотал и просил женщину перестать. Позади женщины малыш нашел хорошенький камешек и попытался его проглотить.
— Монидяк! — позвал Такс. Он с трудом вскарабкался на лошадку.
Монидяк увернулся от последнего удара, показал «фигу» женщине и помчался по лагерю за своим конем. Такс последовал за ним. Когда Монидяк подобрал волочащиеся поводья, он обернулся и улыбнулся Таксу.
— Я знал, что ты приедешь. Куда ты дел Трубача? Он с тобой? Где вы остановились?
— Я приехал один. Трубач — мертв.
У Монидяка глаза стали круглыми, как у германцев. Улыбка примерзла к его лицу.
— Трубач мертв? Что случилось?