Смерть без работы не останется
Шрифт:
— Думаешь, свои продали? — машинально спросил Антон, продолжая прислушиваться.
— Ты не знаешь… чего тебе знать… Ты думаешь, мы тут в санатории… Лежка у нас тут была, перекантоваться в надежном месте! Банк мы взяли, а тут… давно налажено… кто с зоны, кому на дно лечь. Плати, и все будет, как в сейфе… Знал я, что Агент или кто там над ним, обязательно продадут… Крысы! Возня у них тут за…
За «что», Антон не услышал. Он просто почувствовал, что под рукой грудь раненого дрогнула пару раз, а потом перестало биться сердце. И кровь, сбегавшая тонкой струйкой из уголка рта, вдруг бежать перестала. Полуприкрытые глаза уставились куда-то в сторону.
Антон
Где-то снаружи стали слышны звуки сирены полицейской машины, потом еще. Антон рискнул подойти к двери и посмотреть на окна. Никого. Руки помыть в бассейне или подождать? Чужая кровь на руках… М-да, а Хохла пристрелить пришлось. Иначе бы он и меня, и этого… А потом сдаваться побежал бы. Упростил бы он им работенку, а теперь кому-то в криминальной среде придется отвечать за провал операции. И какой еще провал!
Антону пришла в голову мысль, что следует тщательно скрыть тот факт, что и второй уголовник, который прятался в этом коттедже, убит. Весь сыр-бор был из-за чего, то есть из-за кого? Не из-за охранников же. Нет, целью были эти двое, целью была сама система. Кого-то там наверху иерархической криминальной лестницы за такой прокол взгреют и заставят довести дело до конца. Живая жертва — это источник разоблачений, это продолжение войны.
А потом Антон подумал, что и он, как живой свидетель этого происшествия, тоже никому не нужен. Что ему мог наговорить этот уголовник? И наговорил. А живой мог еще больше рассказать, назвать кого-то. И разбираться никто не захочет, все будут перестраховываться. Значит, для меня ничего не кончилось, а только начинается. И Шило меня продал, сука такая. Вместе с обоими Максами и Хохлом. Вот и надейся на дружеские чувства…
Глава 7
Хорошо, когда не тыркаешься, как слепой щенок во все стороны носом, а идешь по тщательно рассчитанному для тебя маршруту. И Вертолет шел. От самой «колючки» зоны, где уже наверняка подняли тревогу, до железной дороги. Теперь собаки ему не страшны, теперь никто не скажет точно, в какой его стороне искать. От Липаевского узла железнодорожные ветки расходятся по пяти направлениям, а от Зеленогорска еще по трем. И еще в Екатеринбурге на товарной. А что говорить о Челябинском направлении, Уфимском?
Завернувшись в пуховый спальный мешок, Вертолет лежал под брезентом в пустом товарном полувагоне и дремал. Иногда он просыпался, пил из металлической фляжки, смотрел на часы и снова впадал в дрему. Колеса состава мерно громыхали по стыкам рельсов, убаюкивая и отгоняя тревогу.
Раза три в воздухе пролетали вертолеты. Беглый зэк просыпался, прислушивался и коротко с издевкой матерился. Вертолетам Вертолета не найти, потому что Вертолет хитрее. Правда, он потратил почти все свои накопленные деньги на то, чтобы ему с «воли» помогли. И вот он на свободе, вот погоня идет в ложном направлении, а он медленно, но верно двигается
Каждый человек рано или поздно подходит в своей жизни к черте. Момент, когда ты к ней подойдешь, трудно предугадать, определить заранее. Просто приходит миг, когда ты вдруг осознаешь, что все, дальше черта, предел. И на этой черте каждый оборачивается и смотрит на пройденный путь. И только потом он решает, а куда же идти дальше, как идти. Он решает, переступать ли ему эту черту или сворачивать в сторону, или остановиться здесь. Все прожитое вдруг наваливается на человека, проходит перед ним, дергает его за жилы и спрашивает: «Ты этого хотел? Ты к этому стремился? Ты доволен своей жизнью?»
И человеку нечего ответить, потому что сказать правду он стыдится, а врать не может. И именно в этот момент человек вдруг отчетливо начинает понимать, что вот тогда-то и тогда-то он мог поступить иначе. И сейчас он бы не стоял тут, не мучился, не грыз ногти. Поступи он тогда иначе, и сейчас бы… ого-го-го! А если еще начать думать о тех, кого ты не послушался, кого ты бросил, с кем не пошел по этому новому пути, душа начинает так невыносимо ныть, что хоть в петлю лезь. Собственно… многие и лезут.
У Вертолета было и есть имя и фамилия — Алексей Галыгин… Он давно подошел к своей черте и считал, что его жизненный путь определен до конца. Так и жил бы он, меняя фартовую жизнь на СИЗО и зоны, если бы не узнал… Если бы кое-кто не раскрыл ему глаза. Вот тогда Лешка Галыгин и увидел, что судьба его какая-то путаная, и по обочинам его дорожки лишь пустые бутылки, такие же беспутные женщины, да поломанные, а то и отнятые человеческие жизни…
И вот тогда Лешка Галыгин глянул за эту черту и понял, что пора ее переступить, потому что в его жизни могло все сложиться не так, и был бы он сейчас не одиноким стареющим зэком, а самым нормальным, счастливым человеком… Вертолет скрипнул зубами, сглотнул тягучий комок и снова посмотрел на часы.
Еще полтора часа. По расписанию товарняк через полтора часа притормозит у стрелки, запирающей станцию Анисовую. И там он остановится на некоторое время, пропуская пассажирский, или медленно втянется с перегона на свободную ветку, будет ждать, когда освободится следующий перегон, но Вертолета там уже не будет. Там слишком светло под прожекторами, там обходчики, ремонтники, там бездомные собаки, которые облаивают чужаков. Нет, прыгать надо будет перед стрелкой. Оттуда час до окраины Екатеринбурга по грунтовой дороге. Дорога идет от станции, но ночью по ней никто не ездит.
Поселок Полеводство хоть формально и входил в черту областного центра, находясь внутри кольцевой автодороги, но по давней привычке его жители ложились спать рано. Молодежи в поселке почти не осталось, и на улицах с наступлением темного времени суток становилось пустынно.
Вертолет шел зигзагами, стараясь избегать основных, хорошо освещенных улиц. Он шел знакомыми переулками, перепрыгивал через старые заборчики, пролезал под перекладинами калиток в палисадниках. Старенький, потемневший от времени деревянный коттедж встретил беглеца темными окнами и запущенным садом. Сколько он уже здесь не был? Пять лет? Да, пожалуй, как раз пять лет. Вот такой же ночью вышел и не вернулся. И не потому что не хотел, а потому, что завернули ему руки за спину и затолкали в машину. А потом протоколы, допросы, СИЗО, суд, этап, колония.