Смерть бродит по лесу
Шрифт:
Глава третья
Миссис Пинк у себя дома
Миссис Пинк всего на пару минут опоздала на автобус, который следовал от Рыночной площади в половине четвертого, и потому была обречена полчаса ждать следующего, стоя в начале растущей очереди. По ее виду было совсем непохоже, что она столь успешно, сколь и неожиданно для себя выиграла тяжбу. Миссис Пинк устала, была голодна и подавлена. У нее болела голова, и она остро нуждалась в чашке хорошего горячего чая. (В Дидфорде имелось достаточно чайных, но миссис Пинк уже потратилась на ленч, пока ждала разбирательства, и не могла второй раз в день поесть вне дома – это просто не укладывалось в ее миропонимание.) Женщина полная, она постоянно переносила вес
Оставалось ждать еще десять минут, когда неожиданно явилось избавление в облике очень грязного грузовичка. Он подъехал, содрогаясь и грохоча, и притормозил возле миссис Пинк. Поверх рева мотора она услышала голос Горацио Уэндона:
– Подбросить вас до Тисбери, миссис Пинк?
Уэндон был в веселом настроении. Большую часть денег, которые могли бы пойти на ежемесячную выплату присужденного ему долга, он потратил. Сначала попировал за ленчем в Дидбери, а затем довершил кутеж на фермерской распродаже по соседству. Фермерские распродажи были для него все равно что бутылка для прочих неудачников и почти столь же разорительными. Он не мог устоять перед манящей свалкой всякой всячины. Его участок и так был усеян хламом, который он уже накупил за бесценок, но теперь джип был загроможден новыми приобретениями. Наперекор прошлому опыту Уэндон верил, что однажды они понадобятся.
Освобождая место для пассажирки, он сбросил с сиденья рядом с собой рулон ржавой проволочной сетки. Миссис Пинк с благодарностью села, и грузовичок резкими рывками двинулся по Мейн-стрит.
– Вы ведь были сегодня утром в суде, да? – спросил он, когда машин поубавилось и они наконец выбрались на шоссе. – У вас-то какие неприятности? Моими был негодный корм для свиней – я думаю, вы слышали.
– Мистер Тодман вызвал меня в суд, – объяснила миссис Пинк. – Он хочет, чтобы я освободила коттедж для его Марлен.
Мистер Уэндон искренне посочувствовал:
– Плохо дело. Куда же вы поедете? В Тисбери без вас не обойтись, сами знаете.
– Судья сказал, я могу остаться. Кажется, то, что Марлен всего лишь приемная дочь, многое изменило. Честно говоря, я плохо поняла, и мистер Тодман тоже не понял. Он так расстроен.
Горацио Уэндон смеялся редко, но и тогда обычно на чужой счет. Так поступил и сейчас.
– Готов поспорить! Это еще как его из себя выведет. И поделом старому разбойнику!
– Не надо так, – мягко проговорила миссис Пинк. – Марлен действительно нужен коттедж. Я была бы рада уехать, если бы могла.
– Держись, за что можешь, – усмехнулся Уэндон. – Нечего в этом мире излишне миндальничать. Тодман, если пожелает, подыщет дочурке что-нибудь другое. Он достаточно богат, если судить по тому, сколько взял с меня за ремонт этой колымаги. А теперь, – он вновь впал в обычную свою угрюмость, – наверное, начнет выжимать с меня деньги.
Больше они не разговаривали, до тех пор пока грузовичок не остановился у двери оспариваемого коттеджа.
– Очень вам признательна, мистер Уэндон, – произнесла миссис Пинк, выходя. – Хотите зайти на чашку чая?
Нерешительность в ее голосе свидетельствовала, что она сознает непреложный факт: несмотря ни на что, мистер Уэндон все-таки принадлежит, пусть едва-едва, к высшему классу и может воспринять это приглашение как вольность. Уэндон, чьи несчастья обострили его классовое сознание, помешкал, прежде чем кивнуть. Он соглашается, говорил он себе, потому что не хочет обижать ее. Но как же странно оказаться запросто в гостях у деревенской женщины! Когда Уэндон переступал порог, то не мог отделаться от чувства, что каким-то таинственным образом переходит Рубикон.
– Присядьте, пока я поставлю чайник.
Уэндон огляделся с удивлением. Комната была обставлена много лучше, чем он ожидал. Конечно, она была нелепо загромождена, однако кое-какая мебель показалась ему весьма недурной. Массивный письменный стол в
Уэндон как раз изучал одну, когда вернулась с чайным подносом миссис Пинк. Это была карикатура Шпиона [7] для «Вэнити фэйр» – престарелый мужчина с пушистой белой бородой и внушительным фронтальным выступом держит в руке перьевую ручку, с которой капают чернила.
7
Псевдоним Л. Уорда (1851–1922) – английского карикатуриста, автора сатирических портретов политиков и известных лиц своего времени.
– Интересная у вас тут вещица, – произнес он. – Где-то я похожую видел. Это ведь карикатура на Генри Спайсера?
– Откуда мне знать, – уклончиво ответила миссис Пинк.
– Генри Спайсер, – не унимался Уэндон. – Писатель с Тисового холма, с которым когда-то так носились. – Потом, увидев, что миссис Пинк все еще непонимающе смотрит на него, добавил: – Как она к вам попала?
– Принадлежала моему мужу, как и все остальное. Вы пьете с сахаром, мистер Уэндон?
– Да, пожалуйста. И в уголке что-то написано. Такие каракули, ничего не разберу. «Искренне ваш…» Ей-богу! Это же автограф. Знаете что, миссис Пинк, это может стоить кругленькую сумму. Будь она моя, я бы ее продал.
– О нет, я не могу этого сделать. Не хотите ли сесть и выпить чаю, мистер Уэндон?
Хотя и не слишком быстро, он все-таки сообразил, что хозяйка не расположена обсуждать карикатуру. Уэндон сел, и чай был поглощен по большей части в молчании. Едва позволили приличия, он встал, чтобы уйти.
– Извините, что так убегаю, – проговорил он. – Но у меня нет времени. Я обещал кое-что сделать для миссис Рэнсом из «Альп». – Уходя, Уэндон еще раз оглянулся на карикатуру Шпиона. – Гадкий старикашка! – бросил он. – Что-то он мне напоминает, но не возьму в толк. Я все равно считаю, вам следует его продать, сколько бы ни давали.
Миссис Пинк не стала его задерживать. Долг гостеприимства уже помешал ей сделать то, что было в ее глазах много важнее чая. Когда Уэндон ушел, она решила не тратить время на мытье посуды, а снова надела старую черную соломенную шляпу и, выйдя из дома, спустилась по переулку до гостиницы «Ночлег охотника», перешла улицу и двинулась за церковную ограду.
В церкви было холодно, царил полумрак. Аляповато-яркие витражи, которыми благочестивые реставраторы девятнадцатого века украсили норманнскую постройку, пропускали лишь толику слабого весеннего солнышка. Миссис Пинк постояла у западного нефа, пока ее глаза не привыкли к полумраку, и покой, который церковь неизменно ей приносила, снизошел на нее. Она заметила, что за решеткой хоров, к северу от алтаря, горит электрический свет. Похоже, в часовне Харвилов. Посетители всегда ходили посмотреть тамошние надгробия. Миссис Пинк, обожавшая старую церковь невзирая на витражи, часовню Харвилов любила меньше остального. На взгляд миссис Пинк, эта часовня с ее рядами чопорно скульптурных сквайров и леди, которые возлежали на своих саркофагах и даже выстроились вдоль стены, совсем как пассажиры в вагоне третьего класса, больше походила на музей, чем на храм. Она осмотрела церковь. Пора подумать о цветах к Пасхе. Не забыть напомнить леди Ферлонг, чтобы она в этом году привезла свои вовремя. На прошлую Пасху они появились, когда почти все уже было расставлено, и неловко было уговаривать миссис Бленкайрон убрать с алтаря ее арумы, чтобы освободить место лилиям леди Ферлонг. Миссис Пинк виновато сказала себе, что сегодня явилась в церковь не по этому поводу. Она вспомнила свои бессвязные мысли, прошла к скамьям и опустилась на колени в молитве. На коленях она простояла очень долго.