Смерть дедушки
Шрифт:
Даже утром в день похорон Уку еще ждал какого-то чуда и все ходил вокруг гроба дедушки. Наконец он не выдержал и потихоньку спросил у матери, так, чтобы никто не слышал:
— А трубка у дедушки в
— Да, да, — ответила мать. — Кто же ее возьмет, я сама ее туда положила.
Но Уку вдруг показалось, что если он сам, своей рукой, ощупает дедушкин карман, — трубки не окажется, она просто чудом исчезнет оттуда. Вот он и ходил следом за матерью, пока наконец не решился сказать:
— Мне хотелось бы посмотреть, там она или нет.
— Трубка?
— Трубка…
— Ну тебя, шального, с твоей трубкой! — прикрикнула мать, но все же взяла мальчика за руку и сказала: — Ну, иди, ощупай сам, своей рукой дедушкин карман, если успокоиться не можешь.
Уку вместе с матерью подошел к открытому гробу, и тут мать сказала:
— Смотри: палка здесь, у дедушки под рукой, на случай если она ему понадобится на том свете, а трубка в кармане, пощупай сам, убедись.
Все толпой стояли вокруг гроба, и свечи горели так ярко, когда Уку протянул руку через край гроба и сунул ее в дедушкин карман; а там и
Уку отошел в сторонку, где его никому не было видно и слышно, и горько заплакал, как будто ему больше всех было жаль дедушку. Но если бы кому-нибудь пришло в голову спросить у него, почему он так горько плачет, то он едва ли мог бы сказать: плачет ли он в самом деле из-за трубки и палки или из-за того, что у покойного дедушки, кроме его палки и трубки, была еще диковинная синица, которая принесла ему весть о смерти, а у него, Уку, который еще жив, нет ни палки, ни трубки, ни синички и никакого другого чуда. У мертвого дедушки есть с чем идти в могилу, а у него, Уку, нет ничего, с чем ему жить. Ведь то, что у него есть, его сейчас не интересует и не радует. Все это он отдал бы хоть за дедушкину синицу, которая в лесу стучала клювом по его старой шляпе, а потом дома — в оконное стекло.