Смерть депутата
Шрифт:
– Хорошо, только… но… впрочем, не важно… Я позову Артема.
Артем вошел чем-то настороженный. Михаил смог разглядеть его лучше. Еременко утверждал, что сын был копией отца. Роста среднего, широкие плечи, мускулистые руки, но вся фигура оставляла впечатление легкости из-за узкого таза и стройных ног. Артем одет был в гимнастические рейтузы и рубашку с короткими рукавами. Он опять уселся на винтовой стул за пианино, боком к инструменту.
Крышка пианино была поднята и его правая рука с длинными крепкими пальцами потянулась к клавишам
– Сыграй, пожалуйста, что тебе нравится, только тихо, чтобы никому не мешать, – Михаил предположил, что за игрой напряжение Артема исчезнет.
Артем развернулся к пианино с готовностью и спросил:
– Против Шопена не возражаете?
– Конечно, нет!
Артем заиграл по памяти «Революционный этюд». Михаилу трудно было оценить уровень мастерства юного музыканта. Одно он понимал определенно, парень был одаренным. Так под тревожные, будоражащие звуки, льющиеся из-под пальцев Артема, они некоторое время молчали. Михаил слушал музыку и терпеливо ждал, когда Артем заговорит.
Однако ожидание было прервано Еленой Михайловной. Она стремительно вошла в комнату и с явным раздражением в голосе воскликнула:
– Артем! Сколько раз тебе нужно напоминать, что я терпеть не могу Шопена! Подожди, пока я уйду, раз уж ты без него не можешь…
– Прости, забыл… Мне этого не понять, потому все время забываю…, – смущенно пролепетал Артем, после того, как прекратил игру.
Елена Михайловна так же стремительно скрылась на кухне.
– Бедный Шопен! Не везет ему с женщинами. При жизни досталось от Жорж Санд, теперь Елене чем-то не угодил…, – после небольшой паузы добавил. – Отец очень любил Шопена.
Однако шутливая интонация не могла скрыть от Михаила истинное душевное состояние Артема.
Наконец, Артем заговорил. Его монолог принял несколько неожиданное направление:
– Зачем это расследование, зачем залазить в его и наши души? Ничего изменить нельзя. Вы все думаете только о себе. Вы, чтобы отличиться, ваши начальники – прикрыть свой зад, публика не прочь поковыряться в чужом белье, вдруг обнаружится дерьмо или еще что-нибудь. И отец, как оказалось, думал только о себе…
– Что ты имеешь в виду? Рыбалку? Так это отдых. Как ты думаешь, ему нужно было отдыхать…
– В декабре, когда день за днем падала температура… Причем здесь отдых?!
– Ты считаешь, что отец поступил безрассудно?
– Я ничего не считаю. Я не хотел бы разговаривать об этом вообще…
– Хорошо! Давай прекратим… Скажи Елене Михайловне, что я ее жду.
Артем вскочил, зачем-то опустил крышку пианино и вылетел на кухню.
Как его понимал Михаил! Он тоже лишился отца в двенадцать лет и тоже переживал в те годы иногда приступы несправедливой обиды на отца. Не смог спасти мать и себя!
Елена Михайловна принесла Михаилу чашку чая.
– Я не спросила, сколько ложек сахара Вы предпочитаете, и наобум всыпала только одну. Добавить еще?
– Нет! Вы угадали, одной достаточно. Спасибо!
–
– Меня интересует настроение Вадима Ивановича в последнее время перед тем трагическим днем, – произнес Михаил, после глотка терпкого чая.
– Только настроение?
– Конечно, не только настроение. Вы могли слышать его разговоры, в конце концов, он мог Вам пожаловаться или рассказать что-то, что он скрывал от жены, чтобы ее не беспокоить.
– Но у нас с сестрой нет тайн друг от друга и Вадим, я буду называть его так, это прекрасно знал.
– Иногда это способ сообщить неприятные вещи. Ты говоришь их одному лицу, заранее зная, что они немедленно попадут в уши другому, тому, для кого эти сведения предназначены.
– Все это слишком сложно для меня. Хотя у меня складывается впечатление, что Вы уверены в предумышленном убийстве. Более того, хотите от меня услышать имя убийцы.
– Хотелось бы услышать просто хоть какие-то имена, дальнейшее расследование покажет, были ли у них достаточно сильные мотивы, способность и возможность совершить убийство.
– Теоретически вы очень хорошо подкованы, как я вижу, – тон у Елены Михайловны становился насмешливым. – А как на счет практики?
– С практикой все в порядке. Вы думаете напрасно именно мне поручили это сложное дело?
– Не знаю, не знаю… Сколько Вам лет, если не секрет?
– Не секрет, тридцать один.
– Шерлоку Холмсу было больше, а Мегрэ так тот вообще был зрелым мужчиной. По-моему он даже на пенсию собирался.
– Мегрэ тоже начинал молодым когда-то. Не сомневайтесь, если преступление было, я его раскрою.
– Ну-ну! Только я, к сожалению, никаких фамилий не могу назвать и, вообще, ничем помочь не могу.
– И на том спасибо! Вы мне очень даже помогли.
– Каким же это образом?
– Разозлили! Мне теперь отступать некуда.
– Не принимайте близко к сердцу. Вы нас должны понять. Думаю, Вам с моей сестрой не о чем говорить. Она попросила сказать, что мы уверены – это был несчастный случай и не более. Нам не хотелось бы, чтобы в угоду публике, которая распространяет слухи об убийстве, схватили кого-нибудь невинного и заставили его признаться в том, что он не совершал. Вы же знаете, что в нашем городе такое было не однажды. Если не ошибаюсь, Вы создали себе репутацию, доказывая их невиновность…
– Вы хорошо информированы на мой счет. А еще я находил истинных преступников. Так будет и на этот раз…
– Трудно найти кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет…
– У кошек глаза светятся даже в темноте, – Михаил пристально посмотрел в глаза Елене Михайловне. – Если она в комнате есть, то никуда не денется.
Она быстро отвела глаза, правда, только на мгновение. Этого было достаточно, чтобы у Михаила мелькнула мысль: «Неужели кошка чует, чье сало съела? Да нет, это я обиделся на нее за насмешливый тон и неверие в мои способности».