Смерть его игрушка + эпилог
Шрифт:
– Знаешь, ты, по-моему, меня путаешь. С современными вашими полумужчинами-полубабами, - он говорил презрительно, но не вышел из себя. Да лучше б вышел! Был бы секс, и всё. А теперь что? Просить прощения?
– Настоящий мужчина никогда не ударит женщину. Даже пальцем. Даже пощёчину. Даже для вида. Понимаешь?
– Да. Извини. Я дура, я знаю.
– Именно.
– Ром, ты сердишься?
– я вижу, что да. Сама не пойму, зачем спрашиваю.
– Сердишься…
– Полагаю, что бы я ни делал, я не буду для тебя достаточно хорош. Но не могу тебя винить - все другие тоже были такими же.
Все -
– Все, кроме Ланы?
– Эта с самого начала меня не боялась, - усмехнулся Роман, и его лицо, кажется, смягчилось.
– Но как раз с самого начала и стоило.
‘Ты любишь её?’ - вертелось на языке. Но вот как раз этот вопрос я не могла высказать. Потому, что боялась ответа.
– Я же простой человек. Я как остальные. Не богиня какая-нибудь. Ты всё ведь равно когда-нибудь будешь с той, которая тебя достойна.
Я отвернулась. К счастью, там было окно. Было бы глупо упереться взглядом в стену. Но и показывать ему слёзы не хотелось.
– Это точно, Даша, ты дура, - я вздрогнула, когда он обнял меня сзади, прижавшись щекой к макушке.
– Я не хочу эту мифическую ‘ту’, я хочу тебя. Я давал тебе основания думать иначе?
Я шмыгнула носом. Нечаянно.
76.
– Привет, Монах. К тебе заходить удобно - ты в это время всегда один.
Андрэ Дюфо вздохнул. Откинул одеяло и сел.
– Зато ты не один, вроде бы?
– Дашенька спит.
– Только не надо пафоса!
– раздражённо попросил мистик.
– Можно подумать, она для тебя что-то значит.
Его собеседник уселся на пол спиной к стене.
– Монах, Даша будет со мной. Чего тебя не устраивает?
– Ты не устраиваешь. Даша - нежное, невинное существо. Добрый и светлый человечек.
– Кто-то говорил что-то о пафосе?
– с ехидцей поинтересовался его собеседник.
– Ну ладно. Я злодей. Мерзкий, страшный. Тёмный. Оживлённый зомби. Поработил твоё нежное существо. Что дальше? Будешь уговаривать меня оставить её? Нет. Если я такой плохой, то бесполезно. А если нет - что ты имеешь против? Ты б залез обратно в постель - замёрзнешь. Батареи еле греют.
Тот насмешливо фыркнул:
– Попытка уйти от темы, Еретик?
– А какая вообще тема? ‘Брось Дашу, ты плохой’? Так если бы не я, она была бы мёртвая.
– Я помню, - помрачнел Андрей.
– Но она знает, ради кого ты это сделал?
– Если помнишь, - предельно холодно ответил тот, - я понятия не имел, что они знакомы. И был бы признателен, если хотя бы ты не затрагивал эту тему. Даша и так уже и себя, и меня задёргала.
– А ты ей сказал правду?
– О-о, правда! Ядовитая. Злая. Тревожная. Любишь её? Эту сволочь, которая отравляет жизнь? Отравляет и тогда, когда она есть, горькая и болезненная. И тогда, когда её нет - нет её, нет доверия, так? Леди правда. Стерва правда. Я когда-нибудь с ней связывался?
– А ты не считаешь, что Даша заслужила знать правду?
– Я собираюсь провести с ней остаток моей вечности. Этого достаточно.
– А Милана?
– Твоя Милана слишком напрягает. Понимаешь, Ад меня всё-таки изменил. Не очистил, иначе бы я был уже на Небесах - что там за ними стоит? Но изменил. И я хочу покоя. Ланкины истерики, выяснения
– Угу. А у Даши ничего подобного не бывает, - с сарказмом ответил Андрей.
– Ещё как бывает. Но… Даша - это нечто. Её скандалы просто выводят меня из себя. Она даже смотреть умеет как-то с вызовом, провоцирующе: один её взгляд, и я слетаю с катушек. Это… заводит. Сразу. А в постели она - лакомый кусочек.
– Скажи лучше - Лана неуправляема, уверена в себе, а Дашка тебе в рот заглядывает.
– Ты не так это понимаешь. Для моей малышки я - бог.
– Не богохульствуй, - несчастно попросил Андрей.
– Да я никоим образом. Я с ней чувствую себя самым-самым.
– А, - снова ехидно.
– Она не шарахается от запаха горелой кожи, когда ты снимаешь сковороды с огня, не вздрагивает, когда ночью ты касаешься её холодными пальцами, не спрашивает, сколько детей вы можете завести и где ты живёшь и нормально относится к тому, с кем ты играешь в шахматы по средам?
Улыбка его собеседника стала более натянутой.
– Надо будет проверить насчёт сковороды. Спокойной ночи.
– А ты просто расскажи ей всю правду. И посмотрим.
– Правда - для тех, кто больше ничего не может, - прошипел он и просочился сквозь оконное стекло.
Андрей довольно усмехнулся и залез под одеяло.
77.
Мне снились снежинки. Крупные, лёгкие, они падали на обнажённую кожу и таяли, не оставляя ни капли. Хлопья были холодные и слегка покалывали кожу, но оставляли после себя шлейф жара и огонь желания. Я почему-то не могла пошевелиться - и проснуться тоже не могла. Нежные прикосновения льда заставляли меня содрогаться - но это было всё, на что я способна. Разве только ещё стоны вырывались с каждым касанием.
Моё имя - шёпот в снах. Моё тело - мягкий воск. Я хочу, хочу… чего?
– Роман… Это ты?..
Кто ещё может мне сниться?
Я бы не хотела никого больше.
Тихий смех - не громче, чем был шёпот. Но я понимаю - это он. Снежинки сосредоточились внизу, и превратились в огненные искорки удовольствия. Чуть замедлили танец.
– Пожалуйста, ещё!
Удовольствие накрывало тёплыми волнами и совсем не кончалось.
Чудесный сон.
78.
Я дважды встретила Петровича. Каждый раз он высокомерно кивал, и внутри у меня всё замирало. Я не могу так. Не то, чтобы я боялась неприятностей с его стороны, - страх был совершенно иррациональный. Просто замирала и лепетала ‘здравствуйте’.
К счастью, в этот день я не особенно много ходила по помещениям. Мне выделили даже компьютер - старенький, он был обозначен даже не как Pentium, а как Duron. Я вообще не слышала про такие. Тем не менее, он был подключен к сетке, и я весь день изучала само предприятие. Что выпускает, где продаёт, какие цены, какое оборудование, рабочие…
Познакомилась с коллегами, обновила столовую (не понравилось). Узнала про своего предшественника. Оказывается, он, в силу возраста, вообще практически ничем не занимался. Директор с удовольствием отправил его на пенсию. А вот Роман Петрович его уважал.