Смерть Егора Сузуна
Шрифт:
– Сижу!
– Так ты не можешь на их так сдействовать, чтобы к праздникам дом-от закончили… Снохе в нем квартиру дают… Да ты слышишь ли меня, Егор Ильич?.. Может, тоже глуховат, как я, тебе ведь годков-от не меньше… Хотя постой, Егор Ильич, ты, кажись, меня на три года старше! Али младше?..
– Младше! – говорит Егор Ильич, оглядываясь по сторонам: слышат ли их разговор? Конечно, слышат.
– Так ты сдействуешь, Егор Ильич? – продолжает старуха. – Услыхал меня?
– Сдействую! – обещает Егор Ильич и обрадованно вскакивает с места – к остановке подходит автобус «Глебово – Песчанка».
Восемь часов три минуты
Егор
Странное дело приключается с пассажирами автобуса – на остановке они сидели молча, хмурые, словно чем-то недовольные, а вот сели в автобус и переменились: стали разговорчивые, радушные и даже ласковые. Наверное, оттого, что очередь позади и не надо беспокоиться – попадешь или нет. Каждый сидит на своем месте, каждый может оглядеться и устроиться по своему вкусу, каждый может поглядеть в окно и видеть, что автобус не стоит на месте, а, наоборот, везет туда, куда следует. Значит, можно поговорить, посудачить с соседом.
Не знакомых меж собой людей в автобусе «Глебово – Песчанка» мало – здесь все рабочий люд со строек, и потому в автобусе разговоры обычно вертятся вокруг цемента и бетона, леса на стропила и какого-то Петьки Говоркова, который не то сбежал со стройки, не то его выдвинули в бригадиры – не поймешь.
Егор Ильич внимательно прислушивается к разговорам. А месяца два назад он пришел в горком партии и внес предложение отобрать у всех строительных начальников автомашины. Предложил он это на полном серьезе и как дважды два доказал, что если бы начальники ездили не в персональных машинах, а на автобусах, то мы были бы значительно ближе к коммунизму, чем теперь. А как же! Лично он, Егор Ильич, в автобусе узнал такие вещи, которых бы не узнал еще сто лет, если бы продолжал ездить в персональной машине.
Как бы, например, узнал Егор Ильич о том, что тишайший и милейший прораб объекта номер 85 в укромном уголке города возводит грандиозный особняк в сто сорок метров жилой площади? Особняк этот, оказывается, записан на имя троюродной племянницы, сам тишайший прораб бывает на стройке только темным вечером, дела оформляет так, словно и не он строит. Даже в автобусе точно не знали, кто заправляет строительством особняка. А разве можно было подумать, что бригадир бетонщиков на строительстве асфальтового завода каждодневно пьет, а главный инженер треста – умный и хороший мужик, тогда как в некоторых вышестоящих инстанциях считали, что главный инженер не слишком умный и не слишком хороший?
Сегодня в автобусе обсуждают преимущества крупноблочного строительства перед некрупноблочным. Сначала это мирный, так сказать, технический разговор, – вот, дескать, если бы строили дома из крупных блоков, то объекты бы не уходили в зиму, и не приходилось бы отделывать в крещенские морозы. Потом в разговоре начинают мелькать имена и титулы, в голосах появляются ирония и критическая злость.
– Смех один с этими крупными блоками, – широко ухмыляясь, говорит длинноносый мужчина в брезентовой спецовке. – Как сейчас помню, прошлый год, в мае, собирают нас на собрание. Все чин чином: президиум, красная скатерть, графин с водой, трибуну приволокли. Глядь, сам начальник строительства! Влез на трибуну и пошел: крупные блоки, крупные блоки! Мы, говорит, товарищи, берем обязательство внедрить крупноблочное строительство до ноябрьских праздников. Хорошо! Ныне у нас июль, больше года прошло, а где они, крупные блоки?..
– Нет их, крупных блоков! – подтверждает сосед.
– Разговорчики одни!
– Во! Во! – радуется мужчина в брезентовом. –
– Неужто попросили? – поражается сосед.
– Народ меня в обиду не дал… «Выходи, кричат, на трибуну и говори по форме…» Ну, вышел, ну, сказал. А где они, эти блоки? Месяц прошел, где блоки?..
– Интересно! – вмешивается в разговор молодой парень с рейсшиной в руках, по виду не то техник, не то бригадир. – Думаешь, крупные блоки в один день можно внедрить? Дело это длительное, кропотливое, требующее большой и всесторонней подготовки. А ты не понимаешь и вот тут орешь: обязательство, начальник… Демагогия!
В автобусе сначала притихают, потом все разом поворачиваются к молодому парню с рейсшиной. Пожилой рабочий огорченно покачивает головой, мужчина в брезентовом укоризненно усмехается, молодые парни досадливо крякают, а старуха молочница ехидно поджимает губы. Несколько мгновений в автобусе стоит полная тишина, но потом начинается…
– Сам-то и есть демагог…
– Молодой, да ранний… Вот из-за таких век кирпич будем класть…
– Я его, товарищи, знаю! Это техник с бетонного завода.
– Каждое утро у меня литр молока берет. Холостой, один в квартире проживает. Водопровод, это, у него, канализация…
– Слушайте, товарищи, что я такого сказал!.. Разве не понятно, что крупноблочное строительство…
– Ты бы, техник, сел. Какой мне интерес, когда ты перед глазами маячишь? Я, может, хочу в окно смотреть…
– Учат их, дипломы выдают, а как до дела, так сразу – всесторонняя подготовка, длительно, кропотливо. Вот, товарищи, из-за таких у нас и нет крупноблочного строительства. Я тебя, техник, запомнил. Выступаешь, значит, против нового, передового? А? Как твоя фамилия? Товарищи, как его фамилия?
– Скворцов его фамилия.
– Ладно! Хорошо! Запомним… А лучше мы его в книжечку!
– Ты блокнот убери. Ишь, бюрократ нашелся! Сам ты кто? А ну, зачеркни фамилию! Техник, может не подумав, ляпнул, а ты… Нашел врага крупноблочного строительства!..
– Товарищи, товарищи, да разве я против крупноблочного строительства!..
– Вы, товарищ техник, не переживайте! Мы этого, с книжечкой, знаем – он снабженцем у нас работал.
– А теперь у нас складом заведует. Леднев его фамилия…
Сидя у окошка, Егор Ильич похохатывает. Ему нравится все, что происходит в автобусе, и он испытывает крайнюю досаду оттого, что никто, кроме него, не слышит этих разговоров. Егор Ильич много бы дал, чтобы рядом с ним сидел начальник строительства Борис Наумов. Пусть бы послушал, что говорят о нем! Эх, жалко! Очень жалко! Не слышит Борис всего этого.
Егор Ильич предвкушает большое удовольствие от того, как он явится в контору, зайдет к начальнику и с невинным видом расскажет о разговоре в автобусе. Излагать события Егор Ильич будет с гневом и горячим сочувствием – подумайте, товарищи, до чего дошли критиканство, нигилизм и распущенность рабочего люда! Подумать только, критикуют, да кого – самого начальника, да где – в автобусе! И этаким манером выложит все, передаст каждое словечко, а потом будет молча и сочувственно наблюдать, как на Борисовы щеки набежит густой румянец. А что! Так и надо! Не болтай! Не лезь без нужды на трибуну! Не стели попусту красных скатертей!..