Смерть и фокусник
Шрифт:
– Аккуратно с костями Мальчика-с-пальчика, – сказал Спектор. Озадаченный этими словами, Хук едва не налетел на крошечный скелет, висевший на проволочной раме рядом с дверью, как скребок для сапог.
Мужчины уселись у огня. В свете камина Спектор выглядел как-то странно, словно восковая фигура, а не живой человек. Должно быть, он знал, что ему идет такой вид.
– Чаю, сержант? Или вы соблазнитесь более авантюрным напитком?
– Чай будет в самый раз, – ответил Хук. Он изо всех сил старался говорить солидным тоном. Ему это
– Клотильда, – позвал Спектор. Он посмотрел на молчаливую служанку. Она снова качнула головой и вышла из комнаты. – Чем могу помочь? – обратился он к Хуку. – Должно быть, дело срочное, если инспектор послал вас ко мне.
– Плохие новости, сэр. Делла Куксон не дочь Человека-змеи.
– Откуда вы знаете?
– Потому что его дочь покончила с собой в 1929 году.
Спектор задумался над этим:
– Понятно. Что ж, полагаю, это логично. Наверное, инспектор весьма удручен. Я, однако, нет. Видите ли, у этого дела много граней. Может быть, слишком много. Возьмем, к примеру, вот эту.
Он повернулся в кресле и включил граммофон. Из него донеслись звуки одинокой скрипки: игривые, полные надежды, парящие, как голубь, над сценами ужаса и резни.
– Флойд Стенхаус, – пояснил Спектор. – Разве он не великолепен?
– Он очень талантлив, – признал Хук, смущенно покашливая.
– Конечно, всем известно, что гений и безумие идут рука об руку. Об этом говорит история. И я понял из записей Риса, что мистер Стенхаус – человек, которого мучает его бессознательное. Он видит сны – отвратительные сны. Чудовищные, способные соперничать с самыми мрачными фантазиями Эдгара Аллана По. Послушайте вот это.
Он протянул руку и снял иглу с граммофона. Музыка умолкла с резким скрипом, не смягчаясь. Затем он обратил свое внимание на блокнот:
– Вот запись, сделанная две недели назад: «Во сне пациент А лежит в постели, как обычно, корчась от лихорадки. Пот сочится с его тела, и он бьется в конвульсиях от скручивающей боли в кишках. Постепенно к нему приходит осознание того, что он не один. В лунном свете за окном спальни он видит фигуру, одетую в черное. И знает, что эта фигура, кем бы она ни была, является причиной его мучений. Под действием инстинкта он хочет нанести удар по человеку, ответственному за эту боль. Он берет что-то со столика рядом с кроватью и бросает в фигуру. В ту же секунду она исчезает в каскаде осколков стекла. А пациент А понимает, что разбил зеркало».
– Я ничего в этом не понимаю, сэр.
– Вот как? То есть вы не находите это интересным? Ни в малейшей степени?
– Это похоже на вуайеризм. Сны человека – это его личное дело.
– Я уверен, что вы правы. И все же мистер Стенхаус, кажется, очень хочет поделиться своими снами. Он делится ими настолько охотно, что позвонил доктору Рису посреди ночи, чтобы описать свой последний кошмар, пока он еще свеж в его памяти. Очевидно, сам доктор Рис находил большой интерес в ночных кошмарах этого беспокойного музыканта.
– К чему вы клоните, сэр?
– Ответьте мне на один вопрос, Хук. Как среагировал доктор Рис, когда Стенхаус начал пересказывать содержание своего сна?
– Он начал записывать его. Олив Тернер слышала, как перо царапает бумагу.
– Верно! Он сразу же начал делать записи. А теперь ответьте: что случилось с этими записями?
Хук был в замешательстве:
– Последние записи в тетради были сделаны перед тем, как Олив отнесла ему ужин. Мы не нашли ничего более позднего.
– И какой можно сделать вывод? Что убийца, возможно, вырвал соответствующую страницу из блокнота? Что, возможно, на этой странице было что-то еще, чего он не хотел, чтобы мы видели?
– Но почему?
Спектор усмехнулся:
– Похоже, что мы наконец-то начали задавать правильные вопросы.
Придя домой, инспектор Джордж Флинт почувствовал, что несколько рассеян. Жена поставила перед ним миску рагу, которое он с ворчанием поглощал. Джулия Флинт была терпеливой женщиной и знала, что не стоит ожидать от мужа слишком многого, когда он так погружен в дело. Но даже она была слегка обескуражена его пустым, стеклянным взором, когда он сидел у камина в тускло освещенной гостиной.
Вскоре он задремал в кресле, сцепив пальцы на животе. Джулия вошла в комнату с кофейником, но, увидев его спящим, что-то пробурчала и отправилась спать одна.
Флинт, откинувшись в кресле и бессознательно повторяя позу, в которой обнаружил Ансельма Риса, начал похрапывать. Но его кажущийся мирным сон вовсе не был таковым.
Он был в комнате без окон, без дверей. Без входа, без выхода. Место было знакомым и в то же время каким-то пугающим. Чувствовалась в нем какая-то необъяснимая угроза.
Он огляделся вокруг. Осмотрел стены в поисках какой-нибудь хитроумной панели или потайного отсека. В дальнем конце комнаты он заметил деревянный сундук размером с человека. Со страхом он вцепился в ручки кресла и поднялся на ноги.
– Доктор, – произнес голос. Он был женским и одновременно металлическим и неживым, как будто доносился из невидимого граммофона. – Доктор?
«Что такое?» – попытался произнести он, но его горло не издало ни звука.
– Доктор…
Он медленно подошел к сундуку.
– Доктор. К вам посетитель.
Его рука зависла над замком на сундуке. Когда он собрался открыть его, к его удивлению, тот открылся сам по себе. Крышка со скрипом откинулась вверх. Из сундука стала подниматься фигура.
Беззвучно ахнув, Флинт отступил назад. Фигура – скопление бесформенных теней – поднималась вверх, возвышаясь над ним. Он никак не мог сфокусировать на ней взгляд, но различил человека в пальто и шляпе.
– Кто вы? – попытался сказать он.