Смерть и побрякушки
Шрифт:
Ну что за страсть прибедняться! Марина сто раз замечала за собой потребность быть несчастненькой и обиженной. Она гнала паршивое желание прочь, но оно периодически возвращалось. Вот и сейчас снова навалилось. Да есть у нее друзья, и есть кого попросить о серьезной услуге, и журналистское братство - оно покруче любых кагебэшников.
Отрубив закрытой дверью нескончаемый поток Валериных комплиментов, она вернулась в кухню. Ей удалось восстановить чувство уверенности в себе и она взирала на Кирилла почти дружески. В конце концов, некрасиво злобиться на человека, который только
– Письмо не покажу, - она в корне пресекла всяческие уговоры, - Но могу пересказать. И я в самом концерне кое-что выяснила.
Рассказ о неведомом противнике, задумавшем перехватить "Worldpress", о Пашкиной запоздалой попытке защитить жену и ребенка, об Эдике Макарове с его мафиозным папочкой и неизвестной женщине, звавшей Сашку с собой и пропавшей при Маринином появлении, занял довольно много времени. Кирилл оказался прекрасным собеседником - он молчал. Не задавал вопросов, не требовал уточнений, а терпеливо вбирал в себя и информацию, и Маринины догадки, и ее сомнения. К концу своего монолога Марина готова была признать, что в кагебэшной подготовке все же было и хорошее.
Наконец Марина выдохлась и вопросительно уставилась на Кирилла.
– Я переговорил с владелицей нотариальной конторы, в которой Павел оформил документы на передачу собственности, - лицо Кирилла исказилось, словно мужик касторки хлебнул. Странно, а Марине казалось, что уж кому-кому, а господину Валуеву стерва Аллочка должна приглянуться. Типичные два сапога - пара: оба лощеные, надменные, самоуверенные, оба большие мастера без мыла в задницу лезть. Марина на секунду представила, как Кирилл и Алла, стараясь не терять величавого достоинства, вынуждены лезть туда, куда она подумала, и сдавленно хихикнула.
Кирилл окинул ее презрительно-обиженным взглядом.
– Вам не интересно?
– Что вы, еще как интересно!
– поспешила заверить его Марина, давясь смешком, и тут же не выдержала, тихонько фыркнула. Картинка, нарисованная воображением, стала уж совсем разнузданно-невыносимой.
Кирилл одарил ее еще одним оскорбленным взглядом, но, видимо, решив не обижаться на и без того убогое создание, продолжил:
– Владелица, - уголки рта снова дернулись в едва заметной гримасе, - утверждает, что Павел явился в офис вечером, перед самым закрытием, ради него даже пришлось задержаться. Документы оформлял у одной из сотрудниц, унес их с собой и, видимо, сразу спрятал в банковскую ячейку. Тогда же отправил письма вам и мне. А ночью его убили. Ребенка пощадили потому, что никто, кроме владелицы и работников "Де юре" не знал о передаче собственности. Зато теперь за него взялись целенаправленно, всерьез. Они, кто бы они ни были, не отвяжутся.
– Марина Сергеевна, вы сами должны понимать, что мальчику опасно здесь оставаться. Я увезу его...
– Ну вот, снова-здорово. От него дельного совета ждут, а он опять свою фигню мелет...
– Я совершенно не понимаю, почему вам угодно называть мои предложения фигней.
– Да потому что откуда я знаю - может, вы и есть главный гад. Может, вы как раз Пашку с Аленкой и прикончили, а я вам своими руками ребенка отдам!
Кирилл набрал
– Это не я, - совсем по-детски сказал он.
– Все вы так говорите, - пробурчала Марина.
– Вы сами сказали, Павел обо мне писал.
– Если бы не это, я бы вообще с вами не разговаривала. Но доверять... Только о себе я абсолютно точно знаю - я Пашку и Аленку не убивала и Сашку не трону...
Из комнаты раздался грохот разбитого стекла.
– ...разве что попу набью, - Марина бросилась к ребенку, послышался ее гневный голос, вычитывающий Сашку за безобразия.
– Купаться, пить кефирчик и спать, - воспитательный момент завершился шумом текущей в ванночку воды.
С веником и совком в руках, она вернулась на кухню.
– Мальчик не поранился?
– озабоченно спросил Кирилл.
Марина тоскливо покосилась на него.
– Сейчас скажете, что в доме, где есть дети, не должно быть бьющихся предметов, - она мученически возвела глаза к потолку.
– Насколько я понимаю, последний бьющийся предмет только что отправился в помойку, - неожиданно примирительно ответил он.
– У меня еще трехлитровая банка есть.
– буркнула уже настроившаяся на скандал Марина.
– Китайский фарфор! От родителей осталась! Мало ему было керамики!
– обломки с грохотом рухнули в мусорное ведро.
– Не расстраивайтесь, может, фарфор и не настоящий, сейчас столько подделок.
– Фарфор настоящий, не династия Мин, конечно, но все равно очень хороший. Не верите - лезьте в мусорку и отправляйте обломки на экспертизу. И вообще, какого черта вы разговариваете со мной в подобном тоне? Только не говорите, что это ваш обычный тон. Если бы так, вас бы давно уже кто-нибудь прибил!
– Меня, Марина Сергеевна, прибить довольно сложно, не каждому по силам. В мусорку, с вашего разрешения, лезть не стану, но извинения приношу: не хотел обидеть, случайно вышло, глубоко раскаиваюсь.
Принимать ехидные извинения не хотелось, но и повод для полноценного скандала тоже исчез. Словно полной капитуляции у вражеской крепости, она потребовала:
– Зовите меня просто Мариной. Терпеть не могу свое отчество.
Кирилл покорно кивнул и попросил:
– Вы, конечно, не позволите помочь с Сашиным купанием?
– Позвольте уж мне самой решать, позволять или не позволять!
– с разгону выпалила Марина и тут же испуганно примолкла. Вот хитрый жук, поймал таки! Отказать ему теперь совершенно невозможно. И что он прицепился к ребенку, психоз какой-то! Неудовлетворенный комплекс отцовства или он, не дай бог, извращенец какой? Соглашаться ужасно не хотелось, но отступать было поздно и она неохотно процедила:
– Ладно, помогайте. Только ничего не трогайте!
Двум взрослым и одному ребенку в малогабаритной ванной было тесновато. Наклонившись, чтобы стянуть с Сашки свитерок и колготки, Марина практически уперлась головой в живот Кириллу