Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

Фитт Мэри

– Так вот вы где прячетесь!- воскликнула она, окидывая нас ласковым взглядом и сверкнув ослепительной улыбкой. Она стремительным шагом подошла к Хьюго и протянула ему руку.

– Вы ведь Хьюго, да? Я видела у крыльца вашу машину. Мне так неловко, что никто вас не встретил. Понимаете, мы ждали вас вчера вечером.

Хьюго тут же выпрямился как струна, вытащил из кармана левую руку, а из правой выпустил на стол слоненка из слоновой кости. Каждое его движение было полно врожденного изящества и грации. Разве кому-нибудь пришло бы в голову сравнить рукопожатие с музыкой или чудесным стихотворением? Но перед моими глазами происходило удивительное, поистине завораживающее действо. Урсула ждала с

простертой рукой, и он покорно протянул ей свою, но это был жест, демонстрирующий подспудную силу, как будто Хьюго опасался, что эта девичья ручка протянута не для приветствия, а для вероломной атаки. И все же мне показалось, что в этом безмолвном поединке верх одержал он, Хьюго.

Он осторожно сжал белые пальчики в своей смуглой ладони, не менее породистой, чем ее ладошка, сжал с типично британской сдержанной сердечностью, но все же его пожатие было, по-видимому, слишком крепким, потому что Урсула тайком вздохнула, и в ее улыбке промелькнуло на миг страдание.

– Урсула,- сосредоточенно произнес он звучным, слегка вибрирующим голосом, будто хотел побыстрее привыкнуть к этому имени.- Я тронут столь сердечным приемом. Насколько я понял, мой приезд доставил вам кучу неудобств. Уверяю вас, я не представлял, что все так обернется. Хотя ваш брат, похоже, считает, что я специально все это устроил. Мне очень жаль. Но я уверен: вы поможете ему хоть немного меня понять, право, я не такое уж чудовище.- Хьюго улыбнулся грустной улыбкой, но по мимо грусти в пей было очаровательное озорство и лукавство, как и в улыбке самой Урсулы.

– Даю клятву, что все ему объясню!- воскликнула она, пожалуй, даже с чуть ненатуральной готовностью.- Добро пожаловать, мы очень-очень рады вас, то есть тебя видеть... Ты не обижайся, если поначалу мы иногда...- она немного смутилась, но потом снова засияла улыбкой.- Я уверена, что ты все поймешь! Мы привыкли к тому, что это наш дом, и еще не привыкли к тому, что ты не просто гость, а...

Хьюго остановил ее, выставив перед собой раскрытую ладонь.

– Милая моя Урсула,- произнес он уже более теплым голосом, хотя в нем еще звучали властные нотки.- Я бесконечно благодарен тебе за эту откровенность. Именно это я надеялся получить от своих английских родственников. Я тоже хочу быть с тобой откровенным.- Он указал ей на кресло.- Может быть, нам лучше сесть?

Сам он опустился на одну из неудобных кушеток и какое-то время разглядывал цветы на ковре. Джима он будто специально не замечал, хотя тот маячил в углу с пылающими от обиды щеками, и хотя ему дали отставку, явно не собирался уходить. Я тоже продолжал тут маячить, но в качестве стороннего наблюдателя. Я чувствовал, что Урсуле и Хьюго почему-то не хочется, чтобы я ушел. Возможно, им требовалось присутствие посредника. А возможно, они пока стеснялись друг друга, и им неловко было остаться одним. Джим, как я понял, был не в счет.

– Тебя, наверное, интересует,- начал Хьюго,- чего ради я приехал сюда, зачем мне нужно разрушать счастье живущих под этим кровом людей. Тебе, видимо, кажется, что та жизнь, которую отец предоставил мне, в самом сердце Парижа, должна бы вполне меня устраивать, гораздо больше, чем эта.- И он бросил взгляд на ландшафт за окнами. А там была сущая благодать. Зеленые газоны влажно сверкали после дождя, справа росли кусты рододендронов, усыпанные чудесными розово-лиловыми цветами.- Возможно, вы все и правы. Но, пойми,- при этих словах мышцы лица его напряглись, и я уже знал, что это предвещало бурю,- дело в том, что ваш с Джимом - и мой, разумеется,- отец совершил одну непростительную ошибку: он запретил мне приезжать в Англию. Я мог ездить куда угодно, только не в Англию. Любые страны были мне доступны, только не моя прародина. И, естественно, больше всего на свете я хотел

попасть именно сюда. Я должен был сюда приехать, чтобы развеять чары, вкусить запретный плод и успокоиться.

Урсула улыбнулась ему сочувственной, почти материнской улыбкой, как будто это был наивный малыш. Но в голосе ее все-таки промелькнула предательская тень тайной надежды, когда она спросила:

– Так значит, ты не собираешься тут жить? Ты только хотел побывать у нас... на экскурсии? Как обычно делают на каникулах?

– Я еще ничего точно не решил,- холодно отозвался Хьюго.

– Ой, ты не совсем верно меня понял!- всполошилась Урсула.- Я знаю, в любом слове ты невольно ищешь какой-то подвох. И напрасно. Я действительно подумала о том, что наша жизнь вряд ли оправдает твои ожидания. Тут тихо и уныло, совсем не то, к чему ты наверняка привык там, в Париже!- Она рассмеялась.- Поверь, здешнее общество ты вряд ли найдешь интересным и приятным! Викарий, местные фермеры, их жены и дочери...

– Боюсь, что это ты не совсем верно меня поняла,- все еще натянутым тоном перебил ее он, без тени улыбки.- Я не ищу приятного общества, ты, видимо, имела в виду всякие развлечения. Я ищу душевного равновесия.

Если бы он заявил, что ищет философский камень, я и то был бы меньше изумлен. Весь его облик и манеры до такой степени не соответствовали подобному желанию, что я, забывшись, переместился на передний план и довольно скептически переспросил:

– Душевного равновесия? Это в ваши-то годы?

Хьюго посмотрел на меня довольно сурово, явно оскорбленный моим недоверием; но когда он заговорил со мной, взгляд его смягчился и стал не по-юношески умудренным.

– Да, в мои-то годы!- с незлобной насмешкой передразнил он меня.- Вы полагаете, что раз мы ровесники, то и наши потребности должны быть примерно одинаковыми? Но вы забыли, откуда я родом!- Прежде чем произнести эту фразу, он настороженно замер, а в голосе его вдруг зазвучало такое страстное негодование, что я инстинктивно попятился назад.

– Неужели вы думаете, что я, как и вы, могу позволить себе мечтать о тихом незатейливом счастье? О жене и детях, чтобы было ради кого жить и трудиться? О том, чтобы найти свое место в обществе? Не важно где, лишь бы найти... Но кому, скажите на милость, кому я нужен во всем этом бренном мире?

– Как это кому?- растерянно пробормотал я.- Вы могли бы чем-то заняться, получить профессию...

– Профессию? Ха-ха!- он театрально рассмеялся.- А зачем она мне, эта профессия? Вы предлагаете мне тоже заняться медициной? Исцелять страждущих и помогать ближним? Но зачем мне навязываться людям, которые наверняка не захотят пользоваться моими услугами? Зачем вообще работать, если денег мне и так хватает? Нет, это все не для меня! Есть более разумные занятия в этой жизни: убивать то время, которое тебе отпущено, главное - добрести до могилы! Судя по тому, что мне рассказывали, вы живете тихо и спокойно, дни проходят незаметно, похожие один на другой. Мне говорили, что английские сельские дворяне - самые счастливые на свете люди, конечно, с точки зрения тех, кому по вкусу именно неспешная размеренность, без всякой суеты.

Урсула снова звонко рассмеялась.

– И кто же тебе все это наговорил? Отец?

Хьюго кивнул.

– Правда, я не особо хорошо понял, что он имел в виду. Но его слова запали мне в сердце. Я умолял его позволить мне пожить тут у вас. Но он не желал даже слышать об этом. Однако же он раскаялся, да, и решил загладить свою вину... правда, после смерти. Он повелел мне - и его воля для меня священна - не просто приехать сюда, но занять его место, взять бразды правления....

– Даже не мечтай!- завопил Джим. Урсула молчала, только пристально смотрела на Хьюго своими сапфировыми глазами.