Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
— Только на войну, — подтвердил Штефан и закурил душистую сигарету. — Довоенная? — подмигнул с видом знатока. И, ухватив деликатно двумя пальцами партизанский мандат, на котором стояла подпись полковника Асмолова, Такач осторожно вынул его из портфеля и протянул Кашпару. — Прошу, пан, ознакомиться.
Пан Кашпар взял бумагу, надел роговые очки и стал разглядывать печать Главного штаба партизан — звезду, серп и молот в красном круге. Кашпар еще больше побледнел, а рука с тяжелым перстнем на мизинце слегка дрогнула. Он долго молчал, как бы взвешивая все
— Мне больно, пан, э-э… но вы меня поймете, надеюсь, — и приложил руку с перстнем к зеленому жилету в тонкую белую полоску. — Я вижу, что имею дело с интеллигентным человеком.
Штефан Такач был адвокат, и он не сразу поднялся. Он вложил свой мандат в портфель и щелкнул замком.
— Я надеюсь, — сказал Штефан, — что этот разговор останется между нами? — У него шевельнулись черные усики. — Я говорил с вами как коммерсант с коммерсантом…
Пан Кашпар молча наклонил голову.
Штефан поднялся, как будто собираясь уходить, а Кашпар схватил телефонную трубку и стал яростно стучать по рычажку.
— Пан Кашпар, — сердечно сказал Волостнов,- вы напрасно беспокоитесь. Даже если вы будете стучать до пришествия Христа, вас не соединят с гандловским комендантом.
— Это просто невозможно, — подтвердил Штефан. Такач. — Если я не ошибаюсь, то телефонная линия на Гандлов сильно повреждена, — и Штефан вежливо приподнял шляпу.
В ту же минуту фабрикант вскочил с места и выхватил из кармана пистолет. Но он не успел выстрелить в Волостнова. Такач ударил Кашпара под локоть.
— О-о! — вскрикнул фабрикант, вдруг оказавшись на коленях с вывернутыми назад руками.
— Я не знал, судруг Такач, что адвокаты в Словакии изучают приемы джиу-джитсу, — восхищенно говорил Волостнов. — Я у вас в долгу, Штефан.
— А я не знал, что фабрикант обуви такой отпетый гардист, — ответил Такач. — Вы могли поплатиться жизнью.
— Все хорошо, что хорошо, кончается, — с улыбкой сказал начштаба. — А мы ведь, пан Кашпар, хотели выдать вам расписку в получении обуви…
Нестор помог Штефану связать упрямого фабриканта и усадить в кресло, повернув лицом к окну. Только тогда Кашпар увидел партизан, Грунтового верхом на жеребце, пулемет Алоиза Ковача. Он на глазах обмяк и посерел.
— Я слушаю вас, пан, э-э…
— Увы, пан Кашпар, вы не проявили выдержки, приличествующей коммерсанту.
Такач перевел:
— Пан велитель говорит, что вы можете понести большой, убыток.
— Не сомневаюсь, — угрюмо засопел пан Кашпар.
— Этот гардист неисправим, — вздохнул Волостнов, — но он слишком много знает, как поставщик немецкой армии, и наш майор, наверное, захочет поговорить с ним по душам. Как вы находите, Штефан?
Такач вывел гардиста на крыльцо и передал Грунтовому. Рабочие с интересом следили за всем происходившим из окон мастерских и конторы. Все больше людей собиралось вокруг партизан у ворот и во дворе, где партизаны грузили обувь в два длинных словацких воза.
Грунтовой
Пан Кашпар угрюмо смотрел на рабочих, и судорога запоздалого гнева исказила его лицо. «Нет, никому нельзя доверять!» — вздохнул пан Кашпар и задумался над своей собственной судьбой, над тем, как должен теперь держаться.
Солнце уходило за горы, заметно сгущались сумерки, и краски окружающей природы поблекли. На обочине дороги черные птицы, похожие на разжиревших монахов, устроили вечернюю перекличку. Ничто не предвещало драматического окончания экспедиции.
У крайнего дома при выезде из города произошла неожиданная задержка. К Волостнову подошел словак и стал настойчиво приглашать в дом: его хозяйка очень хочет угостить русского партизана. «Мы очень просим…» — и словак приложил руку к сердцу.
Дом, в который приглашали Волостнова, немного скособочило от долголетия, но оконные наличники и карниз были украшены свежим орнаментом. И эти белые квадратики, эти круги и треугольники делали дом похожим на престарелую кокетку, все еще украшающую себя побрякушками.
— Что делать? — взглянул начштаба на Нестора. — Отказать, пожалуй, неудобно.
— Да и привлечь хорошего человека на нашу сторону не вредно, — сказал Нестор.
— К тому же и время у нас есть. Э, зайдем! — и Волостнов объявил короткий привал.
Парни весело загудели, мигом сбросили мешки и полезли за консервами и кукурузными хлебцами — с утра ведь ничего не ели.
На пороге дома показалась хозяйка — невысокого роста, с миловидным лицом. Она пригласила с поклоном:
— Просим зайдите, дорогие гости!..
Волостнов кликнул Мариана Хложника.
— Пошли, будешь переводчиком.
Нестор вошел вслед за ним, а за Нестором еще какой-то молодой словак, видно приятель хозяев.
— Просим до стола, — предложил хозяин.
Комната одновременно служила и кухней. На столе, против печи, у которой возилась хозяйка с раскрасневшимся от жара лицом, уже стояла бутылка вина и миска с капустой в уксусе. На плоской тарелке нарезан ломтями зельц, видимо собственного приготовления. Вскоре появился и незаменимый гуляш с кнедликами. Они таяли во рту.
— Даже украинские вареники в сметане не лучше, — похвалил Нестор.
И хозяйка еще более зарделась, прикрывая рукавом пунцовый рот.
Волостнова беспокоило долгое отсутствие Такача, возвратившегося на фабрику, когда отряд двинулся в обратный путь. Штефан отправился за учетной книгой пана Кашпара, по которой можно было установить, какие немецкие части снабжал фабрикант и где расположены войска. Волостнов то и дело посматривал на дверь, ожидая Такача.
Молодой веснушчатый парень, приятель хозяина, говорил о своем желании пойти в партизаны.