Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн
Шрифт:
Он указал на стоящие на камине часы.
— Много времени займет эта работа? — спросил Ричард.
— Когда все отлажено, мы связываемся с нашим агентом за две недели. У вас уйдет около месяца. Спешить не следует, так будет надежнее. Для пущей убедительности проводите в каждом месте по нескольку дней. Помните, ваша поездка не должна вызывать ни малейших подозрений… Ради бога, берегите себя.
Он подошел к двери и непринужденно сказал:
— До свидания, Френсис; до свидания, Ричард. Когда вернетесь, увидимся.
Дверь мягко притворилась, в комнате наступила тишина. Первой ее нарушила Френсис. Она вытащила пудреницу
— Ты собрался? — сказала она, разглядывая свое изображение в зеркале. — Пойдем, дорогой, и так почти на час опаздываем… Ты все запомнил?
Ричард кивнул.
— Во всех подробностях. Голова у меня пока что варит.
Френсис заметила складку на чулке. Поправила подвязку.
— Когда отправимся? — спросила она. — Как только закончишь занятия?
Ричард оглядел идеальной формы ноги жены.
— Черт бы побрал этого Питера, — сказал он и под руку с Френсис вышел из комнаты.
Спускаясь по лестнице, они говорили уже о совершенно других вещах.
Глава 2
В гостях
Френсис и Ричард Майлс приехали, когда гуляние в доме Фрейма было в полном разгаре. Они нерешительно остановились на пороге подобно двум купальщикам, которым предстояло прыгнуть с трамплина в бассейн. Им навстречу с бутылкой шерри под мышкой пробивался хозяин.
— Я так рад, — выдохнул он. — Видите, какое сборище, просто столпотворение. — Он повернулся и известил своих гостей о вновь прибывших. Он просто в восторге, подумала Френсис, что его дом до отказа набит шумящими людьми. Она бодро улыбнулась Ричарду. Вечеринка отнюдь не напоминала тех ужасных собраний, когда ты не знаешь никого, кроме хозяина. Здесь не нужно было сосредотачиваться, посреди комнаты они с радостью натыкались на знакомых, слышались сердечные приветствия, завязался непринужденный разговор с двумя приятелями, с которыми они давненько не виделись. Они любили повалять дурака, и вокруг них всегда образовывались компании. Ричард утверждал, что в приятном обществе шерри лучше усваивается.
Ричард тут же углядел двух людей, с которыми хотел побеседовать, Френсис облюбовала себе уголок и поджидала его, немедленно к ней потянулась молодая троица. Юноши перехватили ее взгляд, одарили улыбкой и без дальнейших околичностей начали потихоньку, но настойчиво к ней продвигаться. Она заметила, что Ричард озабоченно оглядывается по сторонам… Питер Голт пока еще не появлялся.
Трое парней окружили ее и начали состязаться в остроумии, шерри помогает развязать языки. Они, словно сговорившись, не касались текущей политики. Видимо, эта тема им приелась, хотелось развлечься. Поговорили о выставке Пикассо в Лондоне и его «Гернике», затем перешли к Каталонскому искусству и Дали. Френсис поинтересовалась, не окончательно ли разрушен бомбами Собор в Барселоне. (Майкл был там в интернациональной бригаде — его ранило в руку; Френсис слышала, что рана довольно тяжелая, дело может кончиться ампутацией). Но Майкл перевел разговор на Гоуди с его архитектурными фантазиями. Френсис припомнила, что где-то у Эвелин Во читала о телефонной будке Гоуди. Каламбур всех развеселил.
— Неувядаемый Оксфорд: как приятно вернуться сюда, здесь так тепло и уютно. — Голос хорошо поставлен, почти оксфордское произношение. Говоривший был и высок и на редкость красив. Шрам дуэлянта пересекал подбородок
Френсис собралась с мыслями.
— О, привет. Как ваши дела? — Она поспешно представила его компании: — Барон Сигурд фон Ашхенхаузен — Джон Кларк, сэр Майкл Хемптон, Джордж Сандерсон, Герр фон Ашхенхаузен учился с Ричардом.
Наступило молчание.
— Как приятно вернуться в былое и узнать, что Эвелин Во и Оксфорд по-прежнему неразлучны. — У фон Ашхенхаузена был приятный дружелюбный голос. Студенты устремили в пространство вежливые улыбки. Френсис знала, что они высчитывают, когда же он учился в университете. Подумала, а не возобновить ли прерванный разговор о Каталонской архитектуре, но отбросила эту мысль как не стоящую внимания. Иностранцы привыкли недооценивать англичан, но фон Ашхенхаузена едва ли можно заподозрить в таком недостатке. Недаром же он учился в трех университетах, в Германии, Англии и Америке. Он не мог не почувствовать воинственного настроя трех студентов. Им не был присущ индифферентизм. Они открыто противопоставляли свои взгляды общепринятому мнению. Френсис почувствовала, как маятник резко качнулся от салонной беседы в сторону политических проблем. Да и в салонах сложившаяся политическая ситуация нередко вызывала взрыв возмущения.
Джордж попытался малозначительными вежливыми ремарками прикрыть свое смущение. Майкл закурил сигарету. Джон уставился в никуда. Френсис вспомнила, что его четыре года назад выдворили из Германии, когда он не поприветствовал какую-то демонстрацию в Лейпциге, после этого всякое упоминание об этой стране вызывало у него аллергию. Разговор захромал на все четыре ноги, студенты надеялись, что фон Ашхенхаузен уйдет; но он не уходил. Френсис выбивалась из сил: она заговорила о летнем отпуске. Студенты собирались во Францию; фон Ашхенхаузен возвращался в Берлин. Френсис сообщила, что они с Ричардом, по своему обыкновению, хотели бы полюбоваться горами.
— Куда именно вы думаете поехать? — спросил фон Ашхенхаузен.
— В прошлом году мы были в Южном Тироле. Хотела бы еще раз побывать там… — сказала Френсис методичным голосом, — …пока не загрохотал вулкан.
Англичане хмуро улыбнулись. Немец вежливо запротестовал.
— Что? Англия очень миролюбива. Войны не будет, всеобщей войны. Посмотрите на людей, находящихся в этой комнате… — Он огляделся по сторонам, непроизвольно выпрямил спину. «Среди вас не найдется ни одного солдата», — казалось, говорил он. Впрочем, не было нужды произносить эти слова. Майкл раненой рукой стряхнул с сигареты пепел. Наконец-то он заговорил.
— Знаете, всему есть предел. Прощайте, Френсис. Я должен идти. Желаю хорошо отдохнуть.
Похоже, остальные тоже собирались убраться.
Фон Ашхенхаузен остался. Френсис преодолела охватившее ее смущение. Как ни говори, он всегда был веселым и приятным собеседником, имел в Оксфорде много друзей; повсюду его приглашали. Интересно, как ему живется в Новой Германии; обычно он шуткой отделывался от политических разговоров, политикой не интересовался. Она ломала голову, что бы ей такое сказать поумнее. Летом 1939 года было трудно найти подходящую тему для разговора. Свирепствовал национализм. Она с облегчением вздохнула, когда фон Ашхенхаузен заговорил.