Смерть или престол (Книга Дуба)

Нортон Андрэ

Ясенка знала, как лучше всего обставить побег. Она взяла плетеную корзинку и вышла из дома. Никто не станет ругать ее за то, что она отправилась искать жемчуг. К тому же ей может попасться что-нибудь съедобное. И никто не догадается, что на самом деле она просто убежала от бесконечной работы — и, конечно, от Кази.

Ясенке не разрешалось слоняться без дела. Это она усвоила (порой не без страданий) за прошедшие годы: ведь она считалась подмастерьем Зазар. Впрочем, Ясенка и сама стремилась к учению, стремилась, как изголодавшийся к пиршественному столу.

Учеба разбудила ее любознательность. Но больше всего Ясенке хотелось знать, почему Зазар всегда ходила в Трясину одна — и куда именно она уходила. Знахарка отправлялась в глубь болот, в самые дикие места Трясинной

земли, словно имела какую-то тайную цель. Далеко не все ее отлучки означали встречу с торговцами.

— Есть такие места, к которым тебе пока нельзя приближаться, — много раз повторяла ей Зазар. — Когда станешь старше, я сама поведу тебя туда, чтобы ты узнала о том, кто ты такая, что собой представляешь и чем должна стать. А пока наберись терпения.

Голос знахарки звучал непререкаемо, а на кончике пальца иной раз даже вспыхивала искра, так что Ясенка склонна была повиноваться. Однако Зазар не появлялась дома уже несколько дней, и Ясенка ощутила вкус свободы. Она решила использовать подвернувшуюся возможность и, с легким сердцем оставив Кази дома, нырнула в кусты на краю поляны, на которой стояла лачуга Зазар.

В столице Рендела, Ренделшаме, стоял Великий Собор Света, самый большой и важный храм, посвященный Главному Правителю Неба и Земли. Собор был воплощением не только веры, но и чувства прекрасного, созданием лучших мастеров страны. Величественный свод поддерживали высокие белые колонны, выточенные в форме четырех Великих Деревьев, служивших символами четырех правящих Домов Рендела.

Собор также славился окнами, большими и малыми, украшенными картинами из кусочков цветного стекла. Самый большой из витражей был установлен над главным входом. Этот витраж был круглым и представлял собой только украшение, ничего больше, — и он сиял даже при самом слабом свете. Цветы и листья, изображенные на нем, переливались драгоценными камнями; здесь были рубины и гранаты, розовый кварц и сапфир, шпинель и аквамарин, золотой топаз, цитрин, изумруд, хризопраз и турмалин… Символизируя четыре Дома, витраж бросал радужные блики на каждого, кто решал войти в Собор. А внутри другие окна, огромные и совсем маленькие, являли взгляду поучительные сцены, которые должны были наставить посетителя в его повседневной жизни. Вполне естественно, что на многих стеклянных картинах изображались патроны, платившие честным труженикам за работу.

Три самых малых окна с витражами были скрыты от всех, кроме самых любознательных — и кое-кто из тех, кто обнаружил эти витражи, снова и снова возвращались к ним. Безусловно, витражи были поразительно красивы, — однако они внушали чувство неясного опасения, потому что менялись со временем и эти перемены нельзя было объяснить работой мастера. Одно окно изображало Руки и Паутину Ткачих. С появлением громовой звезды, которая обрушилась на северные земли с такой силой, что содрогнулся весь мир, а горы с огненными жерлами проснулись, это окно, которое до тех пор менялось едва заметно, ожило. Руки Ткачих задвигались быстрее, а Паутина, над которой они работали, стала выглядеть иначе.

Второй витраж, изображавший трясинного лаппера, тоже начал меняться. Маленький лаппер, сидевший у берега протоки, отошел и скрылся в кустах. А по поверхности воды пошла рябь, словно что-то темное и злобное пыталось выбраться на землю.

Но самая большая опасность стала прорисовываться на третьем витраже, хотя те немногие, кто замечал происходившие перемены, не понимали, что именно они видят. Это таинственное окно прежде было просто белым и почти непрозрачным, и отсутствие рисунка делало его неинтересным. Но теперь в пустой белизне что-то зашевелилось, словно из снежной бури готово было возникнуть существо куда более смертоносное и пугающее, чем то, что скрывалось в воде Трясины.

Простым жителям Ренделшама куда приятнее было смотреть не на непонятные витражи, не желавшие сохранять свой первоначальный рисунок, а на живые деревья, что издавна росли во дворе Собора. Обычные дуб, ясень, тис и рябина символизировали в глазах людей четыре правящих Дома Рендела куда более наглядно,

чем мраморные колонны внутри храма. Однако даже эти деревья несли мрачную весть о том, что не все благополучно в королевстве. Листья дуба тронула порча — сначала слегка, а потом все сильнее и сильнее… Ясень печально поник, роняя листья даже в начале лета — и никаким уходом не удавалось остановить его увядание. И рябину поразила какая-то непонятная болезнь, хотя немногочисленные зеленые побеги отважно пытались поддержать в дереве жизнь. И только тис процветал. Его не задели болезни, от которых страдали остальные деревья. Люди смотрели на них — и терялись в догадках. Королева Иса видела деревья во дворе Собора из окна своей башни. Эта часть дворца принадлежала только королеве. Величественная башня, поднимавшаяся из самого сердца замка, превосходила высотой все остальные башни Ренделшама — но она долго стояла заброшенной, потому что в нее было слишком трудно подниматься. А потом королева взяла ее себе. В давние времена башня служила для наблюдения, поскольку находилась в центре королевства Ренделшам, и выше нее места не существовало. Иса приказала, чтобы туда не входил никто, кроме нее самой. С этой высоты она могла видеть весь город и часто смотрела на деревья во дворе Собора Света. Уединение было необходимо королеве. Глядя на деревья, она не слишком тревожилась. Тис, символ ее Дома, оставался сильным и здоровым, а это и было ее целью — пусть даже остальные деревья чахнут и погибают.

Но когда же начал болеть дуб? Королева потрогала кулон, висевший на ее шее: лист тиса, украшенный изумрудом в виде кабашона, — цвет Дома Тиса, камень Тиса. Да, это началось тогда, когда болезнь ясеня заметили даже самые невнимательные глаза, когда садовники Собора, на которых была возложена забота о четырех деревьях, начали почти ежедневно совещаться, пытаясь найти причину болезни ясеня — и, может быть, способ лечения. Восемь лет…

Иса попыталась отогнать эту мысль раньше, чем та успела полностью оформиться. Да, восемь лет — но, конечно же, это просто случайное совпадение… просто так уж получилось, что именно тогда умерла последняя претендентка на власть, соперница королевы, женщина из Дома Ясеня. Иса так и не смогла понять, чем короля Борфа привлекают бледные, худенькие женщины Ясеня. Однако его влекло именно к ним. Иса могла позволить себе игнорировать служанок и простолюдинок, которых король постоянно затаскивал к себе в постель, но высокородных женщин из правящих Домов не замечать было нельзя. И потому каждая из них — как деликатно говорила себе королева — встретила безвременный конец до того, как Борф успевал с ней переспать. Ведь подобная глупость могла привести к войне: Тис восстал бы против Ясеня, а при малейшем поощрении Рябина пошла бы против Дуба.

В начале истории Рендела из Дома Ясеня вышло немало королей. В результате основные ветви Дома Ясеня постоянно враждовали между собой, пытаясь доказать свое превосходство. Понадобилось совсем немного, чтобы Ясень пошел против Ясеня, причем каждый лагерь считал, что другая сторона добивается его падения.

Увы: так много яснеродных погибло, что теперь всей семье грозило вымирание. Что ж, в этом виноват только сам Борф! Если бы у него хватило ума не флиртовать с женщинами Ясеня, королеве не пришлось бы избавляться от соперниц. Но Иса не могла рисковать тем, чтобы у короля появился еще один наследник, который угрожал бы будущему ее сына, Флориана, родившегося через год после того, как последняя родовитая яснеродная так трагически погибла в Зловещей Трясине.

Ее сын! Повинуясь внезапному импульсу, королева покинула башню и, волоча за собой шлейф темно-зеленого бархата и пряных духов, спустилась по винтовой лестнице, чтобы навестить принца в его апартаментах.

Флориан встал поздно и еще сидел за утренней трапезой. Иса заметила, что он только возит ложкой в тарелке с овсянкой, хотя все-таки съел вареный бекон и немножко свежего хлеба. Блюдо с фруктами осталось нетронутым.

— Я хочу пони! — объявил юный принц матери вместо приветствия.

— Скажите «Доброе утро», — подсказала ему нянюшка Рагалис. — Даже принцам положено быть вежливыми.