Смерть Колокольчика
Шрифт:
Кругом — грязь, вонь, разруха, туповато-«деревенские» хари, и налёт безысходности на всём — даже на оседлавших ветки деревьев тощих воробьях…
Когда-то, когда шахты ещё работали, жизнь здесь была веселее, но за последние 10–12 лет всё поменялось. Шахты закрыли, людей массово выкинули на улицу, из героев-шахтёров, привыкших к почёту, вниманию прессы и большущим (по советским меркам) получкам, они стали тем, кем по сути всегда и были: бесправным человеческим отрёбьем, ничего в этой жизни не понявшим и не узнавшим, и лишь покорно несомым бурным потоком бытия в
Почти поголовная безработица, нищета, многочисленные подростковые и молодёжные банды, беспощадно воюющие между собою за место под Солнцем… (В окрестностях — несколько заброшенных шахт, куда так легко сбросить любой нежелательный для скорого обнаружения трупешник!..)
…Похороны Скворцовой оказались скромными, без изысков, даже и без оркестра, на котором решили сэкономить…
Преждевременно состарившаяся мать Аллы (по её изъеденному морщинами лицу было заметно, что в юности она всё же была очень даже ничего!), младшенькая сестричка с уже оформившейся аппетитной фигуркой, пяток других родичей, дюжина одноклассников, несколько случайных зевак, без которых не обходятся ни одни похороны, ну и я — заезжий соглядатай из энской милиции, по здешним масштабам фигура чуть ли не руководящая, во всяком случае — влиятельная!..
Заметил, как стоявшая у могилы перед опусканием туда гроба сестрёнка Аллы щупала меня юркими глазками, красноречиво задержав взгляд на штанах… А ведь самой наверняка ещё нет и 15-ти!.. Рано мужиков глазами лапать, голуба!.. Иди лучше — в куклы поиграй…
На лежавшую в открытом гробу Скворцову я старался не смотреть — неприятно как-то… Но краем глаза всё же заметил, что смотрелась она миловидно, как говорится — хоть сейчас же на свадьбу!..
Сейчас в моргах настоящие кудесники трудятся, им только заплати — из любого пожилого страшилы с разбитой головою сделают юного смазливого ангелочка, где надо — отрихтовав, подкрасив, заретушировав… Смотреться на собственных похоронах будешь живее всех живых, так что все даже удивятся: зачем такого красавчика — и в могилу?!.
Взять меня, к примеру…Жизнь не сахар, и служба собачья, а плюс к этому — регулярные пьянки совместно с коллегами, сексотами и, на худой конец, пострадавшими…
Поэтому и выгляжу не на свои законные 27 лет, а на все 127!.. Помят, испит, небрит, одичал…
А гикнись я завтра в героической борьбе с преступным элементом, подкоси меня бандитская пуля или срази бандитский же ножик, и хорошенько поработай (по указанию руководства) надо мною морговские косметологи и гримёры, — гляну из гробика на окружающих молодо и счастливо, каким при жизни в последний раз, быть может, выглядел лет этак в семнадцать, когда школу оканчивал…
Даже родная жена удивится: «Так вот с каким симпатюлей, оказывается, я жила все эти годы!..» Тёща — и та уронит случайную слезинку скорби о кончине столь прекрасного юноши…
Я тряхнул головой, освобождаясь от назойливых размышлений.
Вдруг возникло ощущение, что кто-то смотрит мне в спину… Пристально, как сквозь прицел снайперской
Зевнув, наклонился зашнуровать ботинок, мельком кинув взгляд из-под локтя. Вроде бы никто не пялится, все смотрятся безобидно… Померещилось!..
Тем временем похороны шли своим чередом. Гроб уж заколотили, и теперь готовились опустить в зияющую в земле дырку.
Есть такое, неизвестно откуда взявшееся и, на мой взгляд, очень тупое мнение, что убийцу как магнитом тянет на место похорон жертвы, Вначале-де стоит он в задних рядах присутствующих, а в самый кульминационный момент, когда тело уже предают земле — вдруг выбегает из-за чужих спин к могиле, падает на колени у самой ямы, и слезливо возопляет: «О, прости меня за то, что я тебя угрохал!..»
И в приступе раскаяния — колотит головой о землю, а потом — покорно подставляет запястья для наручников служителям Фемиды, и понуро уходит под конвоем…
Не знаю, каким же кретином надо быть, чтобы притащиться на похороны убиенного тобою же (разве что — он твой ближайший родственник, и твоё отсутствие на его похоронах слишком бросалось бы в глаза)…
И уж тем более надо быть болваном в квадрате, чтобы, взяв на душу грех смертоубийства, потом взять да и раскаяться, и во всём сознаться!.. Если ты такой уж совестливый, то не надо было и мочить, а коль замочил — то на хрен совеститься, и лишать себя тех выгод, которых с помощью этого убийства и добивался?!.
Но это — в теории так рассуждаю, а на практике — мало ли какие есть идиоты?..
Вот поэтому я и держал наручники наготове, бдительно зыркая в негустую толпу вокруг гроба, и поджидая тот момент, когда мокрушник начнёт рвать на голове волосы, вопя: «Вяжите меня — это я Аллочку угрохал!..»
…Не дождался. Окружающие смотрелись одинаково серо и скучно, всем явно хотелось лишь одного: чтоб похороны кончились поскорее. Никто не спешил каяться!..
Двое бомжистого вида работника кладбища небрежно шмякнули ящик с трупом в наспех вырытую яму.
И тут же туда полетели первые комья земли…
Глава 29. СЕМЬЯ
После похорон — напросился к скворцовской семейке на оказавшиеся недолгими поминки, а потом, когда немногочисленные гости начали расходиться из скромной двухкомнатной квартиры Скворцовых в неказистой пятиэтажке, — задержался у них, навязав разговор об Алле, её знакомых и биографии.
Рассказывала мать — спокойно, без крика и надрывных истерик… Показывала какие-то документы, фотографии из альбома, школьные дневники, табели, тетради… Её младшенькая сидела молча в кресле, в противоположном углу комнаты, и оттуда швыряла голодные взгляды на мою ширинку. Сперва это смешило, потом — настораживало, а в конце — утомляло.
Я, скромный районный опер уголовки, женским вниманием не избалован. Не чтоб — вообще и ни с кем… Но и не кидаются на меня толпами полуодетые дамочки, спеша порвать мою одежду вздрагивающими от похоти ручонками… А тут — такой аншлаг!..