Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
В толпе мелькают фигуры танцоров и танцовщиц в фантастических балетных нарядах; румяна плохо скрывают ужас, который отражается на их лицах. Всё кружится, снуёт взад и вперёд; всюду шум, крики и стоны. Зефирина ищет Эгберта и Дероне и громко зовёт их. Опасность для остающихся в зале увеличивается каждую минуту. Со всех сторон летят горящие обломки, доски, целые хлопья огня; искры, разносимые ветром, падают огненным дождём на дворец и ближайшие дома. Уверенность в скором прибытии императора заставляет многих работать с удвоенной силой. Явилась, наконец, и обещанная помощь. Одни за другими подъезжают пожарные экипажи. Знатные господа работают наравне с мастеровыми, слугами
Витторио мало-помалу оправился от испуга, причинённого появлением мнимой Кристель. Ему показалось, что он узнает в вихре пламени стройную женскую фигуру с распущенными волосами и в пылающим платье. Но вот облако дыма скрыло её от его глаз. Не Антуанета ли это? Или, быть может, это только призрак, вызванный его воображением? В этот момент с треском слетела с потолка большая люстра; над нею поднялась колонна чёрного дыма, опоясанная багровыми полосами огня.
Когда вторично показалось пламя над галереей, в танцевальной зале явственно раздался зловещий крик: «Пожар! Пожар!»
Эгберт хотел остановиться и вывести Антуанету из толпы.
— Это пустяки! Ложная тревога! — говорит ему Антуанета, почти насильно увлекая его в ряды танцующих.
Но звуки музыки внезапно умолкают. Скрипачи останавливаются, как будто у них нет времени даже для одного удара смычка.
Порядок пар нарушен. Мерный и стройный танец превращается в дикое, беспорядочное бегство. Эгберт, крепко схватив за руку Антуанету, спешит к эстраде в надежде вывести молодую графиню через потайную дверь за императорскими креслами.
— Вы дрожите, Эгберт? Что с вами?
— Я не успокоюсь, пока не уведу вас отсюда. Ваш шлейф волочится по полу, поднимите его; он может загореться от искры.
— Вы беспокоитесь обо мне? Но если бы вы могли знать то, что у меня делается в душе!
— Какое у вас странное выражение лица! Что вы задумали, Антуанета? Идите же!
Обняв её за талию, он почти насильно заставляет её идти за собою.
Она вырывается из его рук; теснота мешает ему добраться до эстрады.
— Оставьте меня, Эгберт; у меня нет иного выхода, кроме смерти. Моё сердце умерло. Вспомните один наш разговор о Семеле, сгоревшей в олимпийском огне...
Сама ли она вырвалась от него или их разъединил натиск толпы? Он ещё видит её. Но что это с ней! Какое безумие! Она направляется прямо к галерее, объятой пламенем! Эгберт бросился за нею в надежде спасти её. Всего несколько шагов разделяют их. Но вот она пошатнулась и упала Несмотря на его отчаянные усилия пробраться вперёд, непроходимая стена людей окружает его со всех сторон и уносит с собою.
Между тем во дворе и в саду, где ещё за минуту перед тем господствовал полный хаос, водворилась внезапная тишина и порядок. Приехал император. Проводив свою супругу до Тюильри, откуда она должна была отправиться в St.-Cloud, он вернулся на пожар.
— Вы видите, я сдержал слово, — сказал он князю Шварценбергу, который был вне себя от беспокойства, предчувствуя страшную потерю. Его невестка Паулина Шварценберг осталась в зале; за минуту перед тем пронесли его молодую племянницу, покрытую ожогами.
По распоряжению императора во двор вступил батальон его гвардии и гонит перед собой всех праздных зрителей, не занятых тушением пожара и не принадлежащих к домашнему штату
На небе собираются грозовые тучи, но огонь начинает стихать. Сверху слышится глухой треск, дрогнул потолок, ещё несколько секунд, и великолепное праздничное здание, сооружённое на одну ночь, обрушилось с грохотом, представляя собою гигантский пылающий костёр. Тут уже нечего было спасать; все усилия должны быть направлены на то, чтобы остановить распространение пожара.
Как ни велик страх перед Наполеоном и уважение к его присутствию, но трагический конец праздника произвёл на всех слишком сильное впечатление, чтобы у каждого не появилось желания поделиться своими соображениями. Многие шёпотом напоминали друг другу о фейерверке 30 мая 1770 года, устроенном в честь свадьбы Марии Антуанеты и Людовика XVI. Как тогда, так и теперь, факелы Гименея смешаны с пламенем пожара и обагрены кровью. Это был тот же роковой австро-французский союз! Опять оправдался голос народа, осуждавшего этот брак. Пожар, гибель стольких людей служат печальным предзнаменованием для новобрачных.
— Невесёлая трагедия ожидает нас в будущем! — сказал один.
— Чего достиг он этим браком! Немцы всё так же ненавидят его, а французов он положительно восстановил против себя, — возразил другой.
— Он сам роет себе яму!
Не такие ли соображения омрачают душу и чело Наполеона? Подозревает ли он о толках в народе, возбуждённых этим несчастным событием? Неужели судьба начинает изменять ему? Не был ли Асперн первым признаком, что солнце его счастья близко к закату, а этот пожар не есть ли вторичное предзнаменование грозящей ему беды? Неужели у Наполеона, как у всех смертных, могло пробудиться хотя бы минутное сознание непрочности земных благ?
Он повелительно указал рукою на пылавший перед ним костёр. Пожарные, рабочие, офицеры поспешно бросились по направлению его руки. В облаке сероватого дыма виднелись трое людей, которые медленно пробирались по уцелевшим балкам и доскам, всё ближе и ближе к тому месту, где стоял император. Они в разорванных, обгорелых платьях; лица их почернели от копоти и покрыты ожогами. Они несут кого-то. По клочьям белого платья можно догадаться, что это женщина.
— Носилки! Зовите скорее доктора! Она ещё жива! — крикнул Наполеон, заметив судорожное движение руки обгоревшей женщины.
— Доктор уже здесь с несколькими помощниками.
— Кто такой?
— Беньямин Бурдон, из госпиталя на улице Таrаnnе.
— Зовите его сюда.
Трое мужчин со своей ношей перешагнули последние доски, загораживавшие им дорогу, и вошли в сад.
Это были Эгберт, Вольфсегг и Дероне; они несли Антуанету.
Слабый, но раздирающий крик вырвался из груди несчастной.
Двое людей бросились к ней: Наполеон и Цамбелли.
Следуя порыву своего горя, Витторио забыл всякое уважение к императору и кинулся к обгоревшей женщине с поднятой рукой, как будто хотел убить всякого, кто вздумал бы остановить его.