Смерть лорда Эджвера

Кристи Агата

– Я помешал вашей игре. Миллион извинений, – сказал Пуаро.

– Не беспокойтесь. Мы не успели начать. Мы как раз собирались сдавать карты. Кофе, мсье Пуаро?

Пуаро отказался от кофе, но, когда был предложен коньяк, он согласился. Коньяк нам подали в старинных бокалах.

Пока мы его пили, сэр Монтегю занимал нас беседой.

Он говорил о японских гравюрах, китайских лаковых миниатюрах, персидских коврах, французских импрессионистах, о современной музыке и о теории Эйнштейна.

Окончив

говорить, он благожелательно улыбнулся нам. Видно было, что он очень доволен своей лекцией. В полумраке комнаты он казался сказочным джинном, которого окружали изысканно красивые вещи.

– Прошу прощения, сэр Монтегю, – начал Пуаро, – но я не смею больше злоупотреблять вашей добротой. Мне пора объяснить, почему я решился вас потревожить.

Сэр Монтегю помахал рукой, напоминавшей птичью лапку.

– Не стоит торопиться. Время бесконечно.

– Я всегда думаю об этом, бывая в вашем доме, – вздохнула миссис Уилдберн. – Здесь так прекрасно!

– Я бы за миллион фунтов не согласился жить в Лондоне, – сказал сэр Монтегю. – Тут нас окружает почти забытая атмосфера старины и покоя, которой всем так не хватает сегодня.

Мне вдруг пришло в голову, что, если кто-нибудь действительно предложит сэру Монтегю миллион фунтов, атмосфера старины и покоя может потерять для него свою привлекательность, но дальше свою еретическую мысль я развить не посмел.

– В конце концов, что такое деньги? – с тихим презрением спросила миссис Уилдберн.

– Да… – сказал мистер Уилдберн и, опустив руку в карман брюк, рассеянно забренчал монетами.

– Арчи! – с упреком сказала миссис Уилдберн.

– Пардон, – сказал мистер Уилдберн, и бренчание прекратилось.

– Боюсь, что в такой атмосфере непростительно говорить о преступлении, – извиняющимся голосом сказал Пуаро.

– Отчего же, – милостиво помахал ему сэр Монтегю, – преступление может быть художественно безупречным. Сыщик может быть художником. Я, разумеется, не имею в виду полицию. Сегодня ко мне приходил полицейский инспектор. Странный человек. Например, он никогда прежде не слыхал о Бенвенуто Челлини.

– Он, наверное, приходил из-за Сильвии Уилкинсон? – с нескрываемым любопытством спросила миссис Уилдберн.

– Мисс Уилкинсон очень повезло, что она находилась в вашем доме прошлым вечером, – заметил Пуаро.

– Кажется, да, – отозвался сэр Монтегю. – Я пригласил ее, поскольку знал, что она хороша собой и талантлива, и в надежде, что смогу помочь ей советом. Она собирается возглавить собственное дело. Но, похоже, я помог ей в чем-то совершенно ином.

– Сильвия всегда была удачливой, – сказала миссис Уилдберн. – Она так хотела отделаться от Эджвера, и пожалуйста, нашелся кто-то, избавивший ее от хлопот. Теперь она выйдет за молодого герцога Мертонского.

Все только об этом и говорят. Его мать в ужасе.

– На меня мисс Уилкинсон произвела благоприятное впечатление, – сказал сэр Монтегю, – она сделала несколько чрезвычайно тонких замечаний о греческом искусстве.

Подавив улыбку, я представил себе, как Сильвия говорит «да», «нет» и «удивительно» хрипловатым, чарующим голосом. Сэр Монтегю принадлежал к мужчинам, полагающим, что женщина умна, если она внимательно слушает их замечания.

– Эджвер был, мягко выражаясь, оригиналом, – сказал мистер Уилдберн. – У него наверняка были враги.

– Мсье Пуаро, – вмешалась миссис Уилдберн, – правда, что его ударили перочинным ножом прямо в основание мозга?

– Совершеннейшая правда, мадам. Убийца был аккуратен и точен, я бы сказал, научно точен.

– В вашем голосе слышится удовлетворение художника, – заметил сэр Монтегю.

– А теперь, – сказал Пуаро, – позвольте мне перейти к сути моего визита. Когда леди Эджвер сидела за обеденным столом, ее позвали к телефону. Меня очень интересует все связанное с этим телефонным звонком. Вы позволите мне задать несколько вопросов вашим слугам?

– Разумеется! Пожалуйста, Росс, нажмите вон ту кнопку.

Через несколько минут в комнату вошел пожилой высокий, похожий на священника дворецкий. Сэр Монтегю ввел его в курс дела, и дворецкий с выражением почтительного внимания повернулся к Пуаро.

– Кто снял трубку, когда раздался звонок? – начал Пуаро.

– Я, сэр. Телефон стоит в коридоре, ведущем в холл.

– Звонивший попросил позвать леди Эджвер или мисс Сильвию Уилкинсон?

– Леди Эджвер, сэр.

– Что было дословно сказано?

Дворецкий на секунду задумался.

– Насколько я помню, сэр, я сказал «алло», и голос спросил меня: «Это „Чизвик“ 43434?» Я ответил: «Да». Тогда меня попросили не класть трубку, и уже другой голос спросил: «Это „Чизвик“ 43434?» Когда я ответил утвердительно, голос спросил: «Леди Эджвер сейчас здесь?» Я ответил: «Да, здесь». Тогда голос произнес: «Мне хотелось бы поговорить с ней, если возможно». Я вернулся в столовую и передал эту просьбу леди Эджвер. Леди Эджвер встала, и я провел ее к телефону.

– А потом?

– Леди Эджвер взяла трубку и сказала: «Алло, кто говорит?» Затем она сказала: «Да, это я, леди Эджвер». Я повернулся, чтобы уйти, но тут леди Эджвер окликнула меня и сказала, что на другом конце повесили трубку. Она услышала смех и короткие гудки. Леди Эджвер спросила, известно ли мне, кто звонил. Я ответил, что нет. Это все, сэр.

Пуаро нахмурился.

– Вы на самом деле полагаете, мсье Пуаро, что этот звонок как-то связан с убийством? – спросила миссис Уилдберн.