Смерть меня не найдёт

Летова Ефимия

— Нам это до конца неизвестно, дорогая лирта. Ваша мать, ваши соседи, постоянные клиенты ничего не знают о том, где и с кем вы встречались за пределами лавки. Вы столь нелюбезно не сообщили нам ни о мотивах, ни о способах осуществления своего коварного замысла. Впрочем, не буду делать акцент на коварстве — не исключено, что вас обманули, запугали, подкупили… Очевидно, у вас имелся сообщник, но кто он, мы так и не выяснили — вы столь благородно не выдавали нам его имя. Возможно, вы его боитесь. Возможно — любите. Но он не боится и не любит вас, лирта. Он оставил вас умирать здесь.

— Может быть, лирта Агнесса вообще не совершала

никакой кражи? Её попросту подставили и…

Мужчина постучал по столу кончиками пальцев, потеребил свою гламурно сиреневую прядь волос, взглянул на меня.

— Есть несколько деталей, лирта. Фелинос содержится, точнее, содержался при Центральном храме Единой в Магристе. Десять служителей денно и нощно следят за ним, по двое, сменяя друг друга раз в сутки, один служитель назначается от храма, один выбирается Его Величеством, по понятным для такой умной, хотя и малообразованной лирты мотивам. В ту ночь, когда реликвия исчезла, порядок был тот же.

Он посмотрел на меня с ласковой улыбкой дедушки Мороза, загадывающего великовозрастному оболтусу загадку про "зимой и летом одним цветом". Я сжала под мышками трясущиеся кисти рук и задумалась. В детективных загадках сильна никогда не была, особенно с учётом пережитого стресса, особенно с учётом магической составляющей. Скажу: а как же я туда попала? А он мне: так сквозь стены прошли, милая, есть у необразованных лавочниц такой особый донум — сквозь стены ходить!

— У меня есть донум?

— Донум — дар Единой, лирта. Единая не ставит печать на лбу одарённого её милостью, к моему величайшему прискорбию. У вас его нет, по словам вашей матери и соседей — донум, как правило, проявляется в детском возрасте. Обычно никто не скрывает такое преимущество, им гордятся, особенно когда речь идёт о детях, но случается всякое.

Кажется, жрец расслабился и окончательно перестал пытаться меня запугать, словно разговор начал приносить ему некое извращённое удовольствие. Меня же продолжало трясти мелкой дрожью, хотелось пить, а больше всего — лечь, свернувшись в калачик, но… пока ему интересно, свой садистский фокус с руками он повторять не будет.

— Как происходит смена караула? — спросила я.

Лирт Веритос довольно улыбнулся.

— В этом заключался наиболее уязвимый момент охраны, лирта, и, разумеется, им вы и воспользовались. Служители короны приезжают к храму извне. Служители Единой в свою очередь постоянно живут в небольшом флигеле при храме. Согласно нашим правилам, совместная жизнь не должна мешать внутреннему сосредоточению и молитвам, и вы умудрились остаться незамеченной.

— Непыльная работёнка, — добавила я. — Сутки через пять, охранять реликвию, на которую долгие годы, вероятно, никто не покушался.

— Долгие годы, — согласился жрец. — Но вы же сами просили подробный рассказ, не перебивайте. Королевский служитель прибыл извне, служительница зашла изнутри, по внутреннему коридору…

— Служительница? — изумилась я. — Женщина?!

— Что вас так удивляет? — жрец в свою очередь посмотрел на меня. — Мужчины и женщины равно служат Единой, как Стилос и Луава равным образом делят небесный свод.

— Но… — я растерялась. — Вы же говорили об охране, и я подумала …

— Лирта, — жрец поднялся, опёрся руками о край стола, его голос приобрёл обманчиво-вкрадчивую мягкость. — Лирта, вы пробрались во внутренний флигель храма, убили одну из служительниц, сбросили

её тело в колодец, переоделись в её одежду, после чего дождались своей очереди служения, проникли в храм, убили второго служителя, точнее, думали, что убили, и передали фелиноса своему сообщнику. Но к вашему несчастью королевский служитель оказался жив, он сумел обезвредить вас и передать в руки закона, то есть королевской полиции. К моему величайшему сожалению.

— Почему к сожалению? — рот словно камнями набили. Боже, я ещё и хладнокровная убийца. Точнее, не я, а та я, чью роль я сейчас вынуждена играть. Не я! Однако зверски допрашивать и казнить-то будут именно меня!

— Потому что попади вы ко мне сразу, фелинос был бы уже здесь! — фиолетовые, в цвет волос, но гораздо более тёмные глаза фанатично вспыхнули. — Вы рассказали бы мне всё сразу, ваш сообщник уже был бы найден! Но эти идиоты на службе мурыжили вас сами полторы декады, никому не сообщая о произошедшем — и в итоге не добились ничего. А теперь… что вы с собой сделали? Кто вас научил так работать с собственной памятью? Добровольно и моментально, а главное, выборочно. Ведь сейчас вы действительно как будто ничего не помните, верно?

Моего ответа не требовалось.

— Что ж, лирта, надеюсь, я заронил в вашей хорошенькой головке какие-то сомнения и мысли. Мне нужен результат, не больше. А вам?

— Хочу мяса, — неожиданно для себя пожаловалась я. — Сил нет есть эту безвкусную траву.

— Вы меня дразните, лирта? Закрылись и знаете, что я могу разрезать вас на лоскуты, но не буду этого делать, пока не получу ответы на свои вопросы, — лирт Веритос опустился на соседний стул, а моё тело вновь ожило, потащило меня вниз, и я распласталась по полу, уткнувшись лбом в носки сапог служителя, сшитые из кусков коричневой кожи, мягкой даже на вид,

— Мяса требует магия, лирта, пробуждающаяся или пробудившаяся внутри вас, а вовсе не ваше тело. Можете продолжать строить из себя беспамятную или безумную, мне в сущности всё равно. А ваше тело будет требовать исключительно пощады, и, в отличие от мяса, безрезультатно. Думайте до послезавтра, лирта. Сегодня я был предупредителен и вежлив, а через пару дней вы будете есть своё собственное мясо, причём сырым. Всего доброго.

…Март подозрительно косился на меня, но его попытки завязать разговор я проигнорировала. И мясное рагу, принесённое на обед, игнорировала тоже… правда, минут десять, не больше — организм бунтовал и кричал, что неведомой магии в нём по горло, и магия отчаянно хочет жрать, а голодовка ничему не поможет. И в этом был свой резон.

Спустя ещё какое-то время в камере слева послышался шум, и я, стряхнув оцепенение, бросилась к разделяющей нас стене из прутьев, чтобы увидеть, как двое молчаливых стражей в синей форме выводят мою безучастную к происходящему соседку, чьё имя я так и не узнала. Чуть позже новый безликий слуга заменил в её камере одеяло под скамейкой для молитв и металлическую кружку на новые.

Ужинать я не стала.

Глава 12.

На следующий день чуда опять-таки не произошло, соседка не вернулась, и я не вернулась в свой нормальный цивилизованный мир тоже. Март впервые стал проявлять признаки беспокойства — ну, наконец-то хоть что-то человеческое в нём проснулось. А вот меня от настоящих переживаний словно отделяла пелена равнодушия, усталости и острого… недоумения. Что произошло? И что с этим делать?