Смерть меня подождет
Шрифт:
Вот и лагерь.
Нас давно ждут. Накрыт "стол". Над огнем котел со свежим бараньим мясом, пахнет только что испеченными пшеничными лепешками.
– - Пугачева обнаружили, -- бросает сдержанно Василий Николаевич, пристраиваясь к костру покурить.
Все поворачиваются к нему, а Трофим, вытянув по-гусиному шею, с удивлением заглядывает в лицо Василия Николаевича.
– - Что ты сказал?
– - Пугачева обнаружили на гольце, привет тебе прислал.
– - Рехнулся ты, что ли, откуда ему взяться?
– - и он вопросительно
– - Пугачев здесь в горах, километров сорок по прямой. Строит пункт.
– - Тогда совсем хорошо! Давайте заедем? Вот обрадуется!
– - Непременно, это наша обязанность. Да и повидаться надо с ним, как он там командует своими богатырями?
После чая долго не могу уснуть. В голове новые планы. А что, если с кем-нибудь уйти без оленей к Пугачеву? Надо ж захватить его на гольце, иначе заберется далеко -- не найдешь.
Меня сразу всего захватывает это решение. Я готов. Засыпаю с мыслями о предстоящем походе.
Сон был всего лишь короткой передышкой. Прибежали олени -- и с ними полчища гнуса. Улукиткан разжег дымокуры, и только тогда люди выбрались из пологов.
У меня болезненно распухли десны. Это серьезно осложняет решение идти к Пугачеву, заставляет на день задержаться на перевале. За чаем я рассказываю о своем плане, и мы сообща его разбираем. Кто-то один пойдет со мною. Остальные, во главе с Улукитканом, поведут караван вниз по Иваку до слияния этой реки с Утуком. Но если по пути найдут след Пугачева, -- свернут к нему, и там мы все встретимся.
Трофим усаживается за рацию. Вызывает штаб, просит радистов всех полевых партий следить за переговорами.
Я сообщаю о том, что в горах мало снега. Даю команду приступить к заброске грузов. И, наконец, разрешаю полностью разворачивать геотопографическую работу на Становом восточнее Ивакского перевала.
Мое сообщение как бы подытоживало наш тяжелый путь в эту дикую горную страну, через безбрежные пустыри, с вечно стылой землею, с кочковатыми марями. Мы достигли, чего хотели, но путь еще далеко не закончен.
– - Кто же пойдет со мною?
– - обращаюсь я ко всем.
– - Конаться и попусту спорить не будем, очередь Трофима. У него новые сапоги, а мои ичиги не выдержат такого похода, -- говорит Василий Николаевич с явным сожалением.
– - Ты готов, Трофим?
– - спрашиваю я Королева,
– - Да.
– - Предупреждаю, это будет тяжелый поход.
– - Я пойду. Даже с радостью. Пусть будет трудно, клянусь, не отстану.
– - Ну, коли так, собирайся, выступаем рано.
– - Нам, однако, подождать надо тут три-пять дней, может, не пройдешь, назад вернешься, -- говорит Улукиткан, обеспокоенный за нас.
– - Нет, ничего не случится. Вы тоже утром покинете перевал. И вам тоже предстоит трудная дорога, так уж поспешите, чтобы не ждать вас на устье Ивака. Ты меня понял, старик?
– - Как не понял!.. Все будет, как сказал.
Люди настроены оптимистически, и это сказывается на наших
Не исключено, что мы уже не застанем Пугачева на гольце, и тогда ограничимся только своим обследованием Станового. Это плохо. Если я не посещу сейчас подразделения, то позже кому-то из руководства экспедиции придется идти сюда, чтобы проверить работу Пугачева.
Итак, с завтрашнего утра мы полностью во власти суровой природы Станового, а уж она, конечно, не пощадит нас в трудную минуту!
Но мы ко всему готовы.
Берем один полог на двоих, гербарную папку, все необходимое для препарирования птиц, соль, карабин, бинокль, телогрейки, плащи, починяльную сумку, продовольствия на пять дней: на весь путь не взять, рассчитываем на баранов. Как мы ни были скупы при отборе вещей и продовольствия, все же котомки получились килограммов по двадцать пять. Это много, но мы утешаем себя тем, что их вес с каждым днем будет неизбежно уменьшаться.
Закончены сборы, сложены и вьюки.
Над Ивакским перевалом ночь. Спят вершины Станового, близкие небу, утомленные вечным безмолвием. Спит нагая земля. Спят звери, птицы, и только одна-единственная пташка пытается перекричать ручей, да костер тщетно борется с наседающим со всех сторон мраком. Лагерь засыпает. Звездное небо обещает назавтра солнечный день.
Итак, утро разделит нас: Улукиткан с Мищенко, Глебом и каюром Николаем Лихановым поведут караван на север, а мы с Трофимом уйдем на запад, чтобы среди моря вершин и бесконечных провалов разыскать отряд Пугачева и самим разобраться в сложном рельефе Станового, встретиться с его обитателями, собрать гербарий альпийской зоны.
Не преодолев смутного беспокойства, я уже укладывался спать возле костра, когда ко мне подсел Улукиткан. Лицо озабочено.
– - Помни, -- говорит старик, -- прямо на закат пойдешь, обязательно речку Утук увидишь, она в озеро Токо бежит, это не забывай, может, пригодится. Если что случится и до места не доберешься, назад ходи своей тропой. Новый след не делай, мы тут, на перевале, вам продукты положим. А заблудитесь по туману, упаси бог, не бегай туда-сюда, как на Джегорме, пропасть можно. Надо сразу садиться и ждать, пока солнце не увидишь. Это хорошо знай. Да смотрите, огонь не пустите, тут ему много работы...
– - Все твои заповеди, Улукиткан, мы будем свято хранить, ты только не беспокойся за нас, все обойдется хорошо.
– - Как не беспокойся! Худой человек тот, у которого сердце не болит за друга. Самому бы надо идти с тобою, да ногам не осилить горы. Стар Улукиткан, ой, как стар!
– - Напрасно ты горюешь, впереди у тебя еще длинная тропа и много удач.
Старик бросил на меня пристальный взгляд, и лицо его вдруг помрачнело.
– - Не говори так. Скала и та от времени падает. Из тайги донесся шум, треск, залаяли собаки. К лагерю табуном прибежали олени.