Смерть миссис Вестуэй
Шрифт:
В дверях Хэл остановилась, чтобы протереть о коленку, обтянутую потрепанными джинсами, очки с налипшими солеными брызгами, и кинула пакет с едой на кофейный столик.
Было очень холодно. Дрожа, она опустилась на колени перед газовым обогревателем и стала щелкать кнопкой, пока наконец не зажегся огонь. Мало-помалу тепло вернулось в огрубевшие, покрасневшие руки, и Хэл развернула мокрый от дождя бумажный пакет, вдохнув резкий запах уксуса, наполнивший небольшое помещение.
Подцепив деревянной вилкой обмяклый брусочек теплой картошки, она принялась сортировать почту. В одну стопку шла
Нужно платить за квартиру – естественно. Электричество тоже на одном из первых мест. Без холодильника и освещения квартира для жилья непригодна. Газ… Ладно, сейчас ноябрь. Без отопления не очень уютно, но выжить можно.
Однако послание, от которого ее в самом деле чуть не стошнило, отличалось от коммунальных счетов. На дешевом конверте, судя по всему, брошенном прямо в почтовый ящик, шариковой ручкой было написано лишь: Хэрриет Вестуэй, верхняя квартира.
Адреса отправителя не было, но он и не требовался. У нее появилась ужасная догадка, от кого письмо.
Хэл проглотила картошку, которая едва не застряла в горле, и сунула самый неприятный конверт под стопку счетов, поддавшись непреодолимому желанию спрятать голову в песок. Больше всего ей хотелось сейчас перевалить проблемы на кого-нибудь, кто старше, мудрее, сильнее.
Таких людей у нее не было. Не осталось. Однако и в самой Хэл таились скрытая сила и упорство. Может, она и маленькая, тощая и бледная и такая еще молодая – но далеко не ребенок, за которого ее по привычке принимают. Она повзрослела три года назад.
И эта сила заставила ее опять вытащить конверт и, кусая губы, вскрыть его.
Внутри обнаружился всего один лист бумаги, на котором было напечатано несколько фраз:
Жаль, что не застали Вас дома. Мы хотели обсудить Ваше финансовое положение. Позвоним.
В животе у Хэл екнуло, и она нашарила в кармане бумажку, которую нашла у себя на работе после обеда. Письма были идентичны, не считая помятостей и пятен от чая, которые она посадила на первое письмо, когда открыла.
Содержание их не было для Хэл новостью. Уже несколько месяцев она старалась без особой нужды не подходить к телефону и не отвечала на СМС, связанные с ее финансовым положением.
Трясущимися руками она аккуратно положила письма друг подле друга на кофейный столик, содрогаясь при мысли о том, что они означают.
Хэл привыкла читать между строк, догадываясь о важности того, о чем люди не говорили, впрочем, и того, о чем они говорили. В некотором роде это была ее работа. Но о смысле не сказанных здесь слов гадать не приходилось.
Ей говорили: Мы знаем, где ты работаешь. Мы знаем, где ты живешь. И мы еще придем.
Остальное отправлялось в макулатуру, и Хэл затолкала бумаги в корзину. Устало опустившись
Я знаю, мысленно отвечала она. У нее так всегда: когда она нервничала или переживала, аппетит исчезал в первую очередь. Но она не имеет права болеть. Не сможет работать – не будут платить. Не могла Хэл себе позволить и выбросить еду, даже если та намокла и остыла.
Стараясь не обращать внимания на боль в горле, Хэл заставила себя зацепить еще один брусочек картошки. Но, не донеся его до рта, заметила кое-что в корзине для бумаг. Кое-что, чего не должно там быть. Письмо – плотный белый конверт, адрес написан от руки – угодило в корзину вместе с рекламой доставки еды на дом.
Хэл положила картошку в рот, облизала соль с пальцев и нагнулась к корзине за письмом. На конверте было написано: Мисс Хэрриет Вестуэй, кв. 3с, Живописные виллы, Брайтон. Адрес чуть запачкан жиром с пальцев.
Должно быть, она сунула его туда по ошибке, вместе с пустыми конвертами. Ну, по крайней мере, это не очередной счет. Послание скорее смахивало на свадебное приглашение, что было маловероятно. Хэл не могла вспомнить никого, кто собирался жениться.
Она просунула большой палец в щель под клапаном и вскрыла конверт.
Вынутый ею лист бумаги приглашением не являлся. Это было письмо, написанное на плотной, дорогой бумаге, с шапкой адвокатской конторы наверху. Живот у Хэл свело спазмом, перед ней пронеслась вереница устрашающих вариантов развития событий. Может, кто-то подал на нее в суд за то, что она наговорила во время сеанса гадания? Или – о Боже! – это связано с квартирой? Мистеру Хану перевалило за семьдесят, и он, одну за одной, продал почти все квартиры в доме. Домовладелец пока не продавал квартиру Хэл главным образом из жалости к ней и привязанности к ее маме – Хэл была в этом уверена. Но такое подвешенное состояние не могло длиться вечно. В один прекрасный день хозяину понадобятся деньги на дом престарелых, или его одолеет диабет, и детям придется ее продать. И не важно, что здесь от сырости отходят обои, что выбивает пробки, если включаешь фен одновременно с тостером. Это единственный дом, который она знала. И если мистер Хан ее вышвырнет, шансы найти другое пристанище по той же цене не просто призрачны, они равны нулю.
Или это связано с… Да нет, невозможно. Тот человек никак не мог обратиться к адвокату.
Однако адвокатская контора, откуда пришло письмо, находилась не в Брайтоне, и Хэл вздохнула с огромным облегчением. Адресом значился Пензанс, что в Корнуолле.
Значит, дело не в квартире – слава богу. И ничтожно мала вероятность того, что это недовольный клиент, – Пензанс слишком далеко. На самом деле она вообще никого не знала в этом Пензансе. Отправив в рот еще кусок картошки, Хэл разложила письмо на кофейном столике, поправила на носу очки и принялась читать.