Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Проверить!
Фредди подсел к одному из столов и начал перебирать картотеку. Оберштурмфюрер снова ткнул своим толстым указательным пальцем в анкету:
– Были в Турции?
– Так точно, господин оберштурмфюрер.
– С кем?
– С господином ротмистром Гюнтером.
Фредди поднялся из-за стола.
– Зиберт состоит в списке.
Толстый палец перескочил несколько строк.
– Ага! Добровольческий корпус!
Внезапно он словно проснулся.
– А там с кем были?
– С обер-лейтенантом Россбахом.
Оберштурмфюрер улыбнулся, глаза его через щелочки
– Балтика? Рур? Верхняя Силезия?
– Все три.
– Хорошо!
– и он похлопал меня по плечу.
Стоявшие около меня молодые люди вернулись на свои места. Оберштурмфюрер круто повернулся к Фредди.
– Приготовь для него временный билет!
Щелочки глаз оберштурмфюрера сузились, вид у него снова стал заспанный.
– Пока будете кандидатом в нашу партию, а когда мы сочтем нужным, принесете присягу фюреру и станете полноправным членом. У вас есть деньги на форму?
– К сожалению, нет.
– Почему?
– Еще неделю назад я был безработным.
Оберштурмфюрер круто повернулся к окну.
– Отто!
Рыжий юноша подбежал, слегка прихрамывая, и щелкнул каблуками. Его худое, покрытое веснушками лицо расплылось в улыбке.
– Дашь ему форму Генриха.
Отто перестал улыбаться, лицо его приняло серьезное и печальное выражение, и он сказал:
– Форма Генриха будет ему велика.
Оберштурмфюрер пожал плечами.
– Укоротит.
В комнате нависла тишина. Оберштурмфюрер окинул взглядом молодых людей и громко сказал:
– Солдат добровольческого корпуса вправе носить форму Генриха. Фредди подал ему сложенный вдвое билет. Оберштурмфюрер заглянул в него, снова сложил и протянул мне.
– Пока что продолжай работать на строительной площадке.
Я с радостным чувством отметил, что он обратился ко мне на "ты".
– Оставь свой адрес Отто, он принесет тебе форму Генриха.
Оберштурмфюрер повернулся на каблуках, затем, как бы вспомнив что-то, снова посмотрел на меня.
– У ветерана добровольческого корпуса наверняка есть какое-нибудь оружие?
– Маузер.
– Где ты его прячешь?
– В тюфяке.
Он пожал своими богатырскими плечами.
– Ребячество.
Круто повернувшись к группе молодых людей, он подмигнул им:
– Тюфяки не таят никаких секретов от полиции.
Молодые люди засмеялись. Сам оберштурмфюрер остался невозмутимым. Когда смех прекратился, он продолжал:
– Отто покажет тебе, как надо прятать оружие.
Фредди притронулся к моей руке.
– Можешь положиться на Отто. Он так спрятал свой револьвер, что сам не может найти.
Молодые люди снова прыснули, и на этот раз оберштурмфюрер присоединился к ним. Схватив Фредди за шею, он несколько раз согнул его своей могучей рукой, повторяя по-французски:
– Petite canaille! Petite canaille 1!
1 Каналья! (франц.)
Фредди делал вид, будто хочет высвободиться из его объятий.
– Petite canaille! Petite canaille!
– повторил оберштурмфюрер, и лицо его покраснело от натуги.
В конце концов он толкнул Фредди в объятия Отто, так что тот чуть не упал. Молодые люди разразились хохотом.
– Смирно!
– крикнул оберштурмфюрер.
Все застыли. Оберштурмфюрер положил руку мне на
– Кандидат СА!
Он сделал паузу, я подтянулся еще.
– Фюрер рассчитывает на твою безграничную преданность!
Я отчеканил:
– Так точно, господин оберштурмфюрер!
Оберштурмфюрер отступил на шаг, поднял правую руку и во весь голос крикнул:
– Хайль Гитлер!
Молодые люди вытянулись в струнку с поднятой рукой и хором громко и раздельно повторили:
– Хайль Гитлер!
Их голоса мощным эхом отдались у меня в груди. Мною овладело чувство глубокого умиротворения. Я нашел свой путь. Он расстилался передо мной, прямой и ясный. Отныне вся моя жизнь, до последней минуты, была подчинена долгу.
Потекли недели, месяцы. Несмотря на тяжелую работу у бетономешалки, несмотря на падение марки и голод, я был счастлив. По вечерам, как только я покидал строительную площадку, я спешил надеть форму и побыстрее добраться до нашего штаба - там для меня начиналась настоящая жизнь.
Борьба с коммунистами не прекращалась. Мы срывали их собрания, а они наши. Мы брали приступом их помещения, они нападали на нас. Не проходило и недели без схватки. Хотя в общем-то ни мы, ни они не были вооружены, нередко случалось, что во время какой-нибудь потасовки раздавались револьверные выстрелы. Генрих, чью форму я носил, был убит выстрелом прямо в сердце. Пуля прошла навылет, и мне пришлось заштопать на коричневой рубашке две дырки.
Одиннадцатое января стало для нашей партии знаменательной датой. Правительство Пуанкаре оккупировало Рур. Пуанкаре направил в Германию "техническую миссию в составе нескольких инженеров" - миссию, сопровождаемую шестьюдесятью тысячами солдат. Цель этой миссии, по образному выражению, заслужившему у нас популярность, была "чисто мирная". Волна возмущения прокатилась по Германии. Фюрер всегда говорил, что Версальский договор не удовлетворит союзников и рано или поздно они захотят прикончить Германию. События подтверждали его слова. Приток новых членов в национал-социалистскую партию увеличился и в течение месяца достиг рекордной цифры. Финансовая катастрофа, разразившаяся в нашей несчастной стране, привела к еще большему разрастанию нашего движения. Оберштурмфюрер частенько говорил, посмеиваясь: "Если смотреть в корень событий, наша партия должна была бы поставить памятник Пуанкаре".
Вскоре мы узнали, что французские оккупанты столкнулись в Руре со значительно более сильным сопротивлением, чем они ожидали. Саботаж на железных дорогах, по которым в товарных составах увозили во Францию немецкий уголь, принял широкий размах. Взрывали мосты, пускали под откос эшелоны, выводили из строя стрелки. По сравнению с такими героическими делами и связанным с этим риском наши почти ежедневные схватки с коммунистами теряли свою привлекательность. Мы знали, что наша партия, как и другие патриотические группировки, принимала участие в немецком сопротивлении в Руре, и с первых же дней трое из нас - Зиберт, Отто и я - попросились на подпольную работу в зону французской оккупации. Ответ пришел в виде приказа: мы нужны в М. и в М. должны остаться. И снова, как в добровольческом корпусе в В., мне казалось, что я обрастаю мохом в спокойном гарнизоне, а вместо меня сражаются другие.