Смерть может танцевать 5
Шрифт:
Я пустил воду и принялся умываться, после чего скинул рубашку и застирал кровь. Пока она не успела засохнуть, вполне возможно избавиться от пятен полностью, главное – не делать этого горячей водой.
Едва успел закончить, когда пилот объявил, что мне необходимо занять своё кресло и пристегнуться. Что я и поспешил выполнить. Затем последовал вой турбин, резкий толчок, разгон и наш борт вновь оторвался
Примерно через час стюард выкатил тележку, от которой исходил просто умопомрачительный аромат. В последний раз я ел здесь же, когда рейс вёз меня на Антарктиду и с того момента прошло уже часов восемь.
Поблагодарив парня, чьим именем так же не удосужился поинтересоваться, я накинулся на еду. Салат из свежих овощей исчез во мне за пару минут, после чего я приступил к поглощению супа. А когда и с ним было покончено, стюард принёс здоровенную отбивную с тушёными овощами на гарнир.
Когда и она исчезла в моём животе, я даже испугался. Всё же порции были очень приличных размеров. Однако никакой тяжести я не почувствовал, хотя сытость наступила. А вместе с ней навалилось желание вздремнуть. И раз уж делать всё равно больше нечего, я привёл кресло в горизонтальное положение, и даже не заметил, как провалился в сон.
Я стоял посреди удивительного города. Вокруг суетились люди, они спешили по своим делам и не обращали внимания на молодого паренька, который, раскрыв рот, рассматривал окружающую архитектуру. А там было на чём заострить внимание.
Каждая деталь, каждый кирпичик, всё подогнано с невероятной педантичностью. Ничего лишнего и в то же время всё в орнаментах, узорах, исполненных искусной резьбой по камню.
Площадь вымощена, а за спиной расположилась башня, на которой находились странного вида часы. Нет, они походили на известные мне, вот только стрелка всего одна. Циферблат был поделён на четыре равные части, а цифры на нём исполнены дробью.
Странно, но я понимал, что сейчас середина третьей четверти, утро, но тем не менее я уже куда-то сильно опаздываю.
Гул толпы нарастал, давил на уши, постепенно становясь всё громче, заполняя собой пространство, а я не понимал, откуда он исходит. Отчего стал оглядываться, прислушиваться и присматриваться. Я крутился вокруг
Теперь куда ни посмотри, до самых небес поднимались трибуны, до отказа заполненные людьми. Все они, как один, синхронно скандировали: «Без-ли-кий! Без-ли-кий! Без-ли-кий!»
В стенах под трибунами загремели решётки, поднимаясь, с металлическим лязгом и через открытые проходы на арену начали вытягиваться воины. Не один и не два и даже не сотня – их были тысячи.
Они тут же выстраивались в ровные шеренги, руки сжимают короткие мечи и круглые щиты. Их лица угрюмы, будто напротив них не одинокий воин, но целая армия.
Как только построение закончилось, ряды в пару движений расступились, образовав ровный коридор, и я увидел, насколько большое войско собралось здесь. Но как они смогли уместиться на арене?
Вот только стоило мне бросить взгляд в сторону, никаких трибун я не увидел, лишь ровная степь от горизонта до горизонта. А позади, не менее ровными рядами стояло точно такое же войско, вот только я откуда-то знал, что оно состоит из моих людей.
Кто-то взял меня за руку, отчего я тут же вздрогнул. Это была девочка, лет пяти, чумазая, в каких-то лохмотьях. Она смотрела на меня влюблёнными глазами, и этот взгляд не мог принадлежать ребёнку. А она им уже и не была.
Стройная, крепкая фигура, затянутая в кожаный доспех. Светлые волосы заплетены в косу, которая спадает до самой поясницы. Лема, я помню. Её звали Лема, и мы любили друг друга, но это было так давно…
Внезапно её взгляд померк, сделался тусклым, а на лбу появилась маленькая красная точка, словно от пули. А это и была пуля, и выпустил её ублюдок, что сейчас стоял предо мной.
В его вытянутой руке странного вида оружие, похожее на пистолет, но конструкция и модель мне незнакомы. Хотя, стоп… Я знаю его, в смысле этого парня, что нагло ухмыляется мне в лицо. Ненависть захлестнула меня, застелила глаза кровавой пеленой.
Конец ознакомительного фрагмента.