Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [Странный человек + Гром победы, раздавайся]

Акунин Борис

В арифметике ее светлость была не сильна. Она неуверенно перебирала купюры. Поверх коробочек с брошками, кольцами и серьгами лежала жемчужная диадема, футляр которой не поместился.

Вдруг кто-то сзади выхватил ларчик из рук княгини, а саму ее грубо оттолкнул в сторону.

— Что вы делаете? — ахнула она. — Не смейте!

Младший брат пихнул ее в грудь, и светлейшая княгиня, с которой никто никогда не обходился подобным образом, плюхнулась на песок.

Зина самоотверженно бросилась на обидчика своей госпожи и даже успела царапнуть злодея по физиономии, но он стукнул бедняжку кулаком в висок, и

она рухнула как подкошенная.

— Чего стоишь? — сказал младший Редлих старшему. — Договорились же. Я кончу бабу, ты девку. А после утопим.

Второй нагнулся, поднял с земли большой камень, и княгиня поняла, что этим грязным куском минерала ее сейчас убьют. Хорошо Зине — та лежала без чувств, этого ужаса не видела.

— Mordio!!! [6] — крикнула Лидия Сергеевна что было мочи. На берегу в этот ночной час никого оказаться не могло, но не молчать же, когда тебя убивают.

Еще догадалась выдохнуть по-русски: «Господи Боже!»

6

Караул! (нем.).

Это, очевидно, и спасло. Услышал Господь мольбу погибающей женщины.

Сверху, с дюны, донесся громкий крик (потрясенной княгине показалось — с русским акцентом):

— Вас махт ир, швайне?! [7]

Кто-то оказался в глухом месте, в глухое время! Кто-то не побоялся вмешаться!

Повернув голову, Верейская увидела не один силуэт — два: повыше и пониже.

«Честные рыбаки» застыли, не зная, как быть. Один полез за голенище, должно быть, за ножом.

7

Вы что делаете, свиньи?! (нем.).

Но первый из спасителей, поменьше ростом, бурей налетел сверху и наотмашь ударил Редлиха-младшего, еще одним ударом сбил с ног Редлиха-старшего. Второй спаситель, высоченный костлявый мужчина в драном, будто снятом с огородного пугала пальто, молча поднял с песка увесистую корягу.

Этот жест положил конец сомнениям грабителей. Младший Редлих дернул старшего за руку, помогая подняться, и оба с топотом пустились наутек.

Лидия Сергеевна пыталась рассмотреть рыцаря, так доблестно — одним махом двоих побивахом — расправившегося с братьями-разбойниками. В тусклом свете луны, едва пробивавшемся сквозь тучи, было видно не уместное для ноября соломенное канотье, черное пальто, из-под которого виднелись защитного (кажется) цвета брюки и высокие сапоги. Лицо героя оставалось в тени.

Но он нагнулся к лежащей, стало видно светлую щетину, блеснули пронзительные глаза.

— Майне фрау, — сказал незнакомец, беря Верейскую за руку, — зинд зи… как это, черт… зинд зи ин орднунг?

Второй присел на корточки возле Зины и, зачерпнув песка, стал тереть ей виски. Горничная застонала.

— Боже, — пролепетала Лидия Сергеевна, услышав «черта», — вы русский?

На простом, ясном лице неизвестного человека отразилось изумление.

— Вы… вы тоже?! Ну и оказия.

Он почесал затылок, отчего шляпа

съехала ему на лоб.

— Господи, кто вы? Откуда? — не могла опомниться Верейская.

Небритый оглянулся, понизил голос.

— Я офицер. Сбежал из Дрешвица. Там лагерь для военнопленных.

— Да-да, знаю. Мы с Зиной посылали туда гостинцы на Рождество и Пасху. Этот господин тоже оттуда?

Долговязый молчун одной рукой придерживал плачущую Зину за плечи, другой неловко гладил ее по голове.

— Это мой денщик, Тимоша. У него после контузии и испытаний плена мозги малость съехали. Говорить членораздельно не может, только мычит. Не мог я его в лагере бросить, пропадет. Думали, найдем какую-нибудь лодку на берегу, махнем в Швецию. Где наша не пропадала… — Здесь беглец очень симпатично смутился. — Простите, сударыня, я не представился. Прапорщик Базаров, Емельян Иванович.

— Княгиня Верейская, Лидия Сергеевна, — с улыбкой ответила она.

— Матушки, барыня, что ж вы сидите?! — возопила тут пришедшая в себя Зина. — Мазурики шкатулку уносят!

Пока Верейская знакомилась со своим избавителем, братья Редлих удрали довольно далеко. Усердно шлепая по песку своими бахилами, они уже добежали до тропинки, что вела к городку.

— Догоните их, прошу! — спохватилась Лидия Сергеевна. — Они забрали все мои деньги! И драгоценности!

Прапорщик Базаров вскочил, даже сделал несколько шагов — и остановился.

— Пустое дело, ваше сиятельство. Шум поднимать нам не резон. Обойдется себе дороже…

Он, конечно, был прав. Бог с ней, со шкатулкой.

— Вообще-то мы, Верейские, носим титул «светлейших», так что правильное обращение «ваша светлость», — молвила она с улыбкой, давая понять, что говорит это не всерьез (но все-таки пусть он сознает, с кем имеет дело). — …Однако вы можете звать меня просто «Лидия». Ведь мы товарищи по несчастью.

Тот поглядел на лодку и весело ответил:

— Надеюсь, будем товарищами по счастью. Баркас знатный и, кажется, с мотором. Опять же ветер подходящий. К утру, Бог даст, окажемся в шведских водах.

— Вы умеете управлять судном?

Он засмеялся:

— Через Байкал ходил, так и через Балтику как-нибудь перемахну. Тут до Треллеборга сотня верст всего.

Но Лидия Сергеевна все еще колебалась.

— Однако я теперь совсем без денег. Как же мы из Швеции попадем в Россию?

— Поездом, Лидочка, поездом. Первым классом. Все расходы беру на себя. Товарищи так товарищи. Денег у меня тоже нет, но зато есть вот что.

Веселый прапорщик подмигнул, расстегнул пальто и извлек откуда-то из-за пазухи мешочек на снурке. На ладони сверкнул причудливый, загогулистый кусочек желтого металла.

— Самородок, — показал Базаров. — Когда в армию уходил, с собой взял, на счастье. Я ведь, Лидуша, золотопромышленник. Так что Бог милостив, не пропадем.

От «Лидочки» и «Лидуши», от сверкающего самородка, от крепкого мужского запаха, которым дохнуло из расстегнутого ворота, Верейская несколько опешила. Она сама не очень понимала, откуда эта приятная отупелость. Стояла и смотрела, как мужчины споро и дружно отцепляют якорь, выталкивают лодку с отмели. Потом денщик легко поднял на руки ойкнувшую Зинаиду, Емельян Иванович так же просто, без церемоний, подхватил Лидию Сергеевну — и она поняла, в чем дело.