Смерть на каникулах
Шрифт:
Таким образом Дэвид незаметно начал собственное расследование под самым носом ничего не подозревавшего констебля. Констебль же сидел у двери гостиной, не сводя с нее взгляда, чтобы по возможности предвосхитить желания своего начальника. Тем временем суперинтендант Роджерс усердно шел проторенным путем индивидуального опроса всех членов труппы.
Джордж Лемминг в своих показаниях был краток и прям. Он понимал, что младшие члены труппы не упустят случая огласить все свои прошлые обиды и теперешние
– Не знаю, – ответил Джордж. – Хотя погодите. Я слыхал о каких-то неприятностях во второй труппе – примерно год назад. Ох ты черт! – вдруг воскликнул он после минутного раздумья.
– Что-то вспомнили?
– Да. Я пытался вспомнить, когда об этом услышал, и теперь припоминаю: когда Бассет снова вошел в нашу труппу. Его одолжили второй труппе в обмен на одного из тамошних актеров, и он вернулся, пробыв там три месяца.
– Были кражи, пока его не было?
– Не помню.
– Ладно, не важно. Этим я могу заняться потом.
Джордж остался недоволен собой. Он не хотел вешать кражи на Лайонела – в основном потому, что считал общее мнение о нем несправедливым. Но в свете того, что сейчас вытащил из него коп, все это выглядело весьма подозрительно и некрасиво.
– На вашем месте я бы не стал волноваться, – сказал Роджерс. – У вас есть идеальное алиби – на сцене, перед ней или за ней – от конца первого антракта и до момента, когда вам сообщили об инциденте. Очень скоро некоторые будут вам завидовать.
Джордж Лемминг вышел в гостиную с помрачневшим лицом, освободив место Лайонелу Бассету.
Суперинтендант Роджерс нашел своего следующего свидетеля весьма сомнительным. Во-первых, этот человек был явно и почти непристойно испуган. Было ли это из-за краж или из-за смерти Фентона, являлась тому причиной больная совесть или малодушная натура, суперинтендант пока не понял. Но человек этот раздражал, и суперинтендант невольно перешел на несвойственный ему угрожающий тон.
Но если отвлечься от весьма подозрительной манеры поведения и физических данных, вполне подходящих для нанесения фатального удара, к Бассету было не придраться. Он находился в музее незадолго до конца второго антракта и больше туда не заходил. После первого выхода в последней части пьесы он за кулисами надел сценический бинт и оставался там до следующего вызова. В конце второго выхода с сэром Тоби и он, и Фентон ушли со сцены, но в то время, как последний направился снова в музей, Бассет остался возле двери в зал, ожидая конца представления.
На этом этапе Роджерс решил не
«Ну и коллектив! – подумал Роджерс, когда молодой человек вошел в кабинет. – То псих-громила, то гомик».
Но едва Найджел спокойно и интеллигентно начал отвечать на вопросы, неотрывно глядя голубыми глазами в глаза суперинтенданта, тот переменил свое мнение, решив, что лицо этого молодого человека – не вина его, а беда. Трент не делал попыток скрыть свою ссору с Фентоном во втором антракте. Но объяснил, что рано или поздно каждый попадал ему на зуб. Нрав Фентона вошел в поговорку, и лично он, Найджел, придает мало значения этой истории.
– В смысле вашей ссоре? – уточнил Роджерс. – Или этой вашей дружбе с миссис Фентон?
– И тому и другому, – ответил Трент.
– Ну, посмотрим.
Суперинтендант перешел к рутинным вопросам. Он выяснил, что Найджел вернулся на сцену вскоре после ссоры с Фентоном, случившейся за гардеробной. Трент оставался на сцене до конца представления, когда вышел на ступени для исполнения песни Фесте. Он подтвердил присутствие Бассета в это время возле двери. Он сказал, что пение и аккомпанемент заглушили бы любые звуки из музея, если бы только те не были бы очень громкими.
Следующей допрашивали Соню Фентон. Вид у нее был отсутствующий, больной, она то и дело наматывала на палец платок и срывала его резкими движением. Ее действия во время важных последних сцен пьесы были очень простыми: во втором антракте она ушла в свою гримуборную, вернулась на сцену в конце антракта и оставалась там до окончания пьесы. И снова отправилась в гримуборную, куда кто-то из младших членов труппы принес ей весть о несчастье с мужем.
– Ваш муж был намного старше вас, миссис Фентон?
Большие карие глаза широко раскрылись, на измученном лице мелькнула слабая улыбка.
– О да. Бобу было сорок девять.
– А вам – ну, скажем… – Роджерс принял во внимание покрасневшее от слез лицо. При соответствующем освещении и удачно накрашенная, эта женщина смотрелась бы вполне молодой. – …Не больше тридцати семи, – договорил он.
– Тридцать четыре! – возмутилась Соня.
– Тридцать четыре. Долго вы состояли в браке?
– Шесть лет. – В ее голосе зазвучали настороженные нотки, но суперинтендант их не заметил. Он вел к другому.
– Давно ли в вашей труппе мистер Трент?
– Около года.
– Полагаю, эти молодые люди довольно часто меняют труппы. На компании вроде вашей они смотрят как на тренировочные площадки, если можно так сказать.
Конец ознакомительного фрагмента.