Смерть на выбор
Шрифт:
Вместо этого я двинулся к ней. Лицо ее заострилось и побледнело. Своеобразной особенностью ее глаз было отсутствие зрачков. Вместо них зияли провалы, за которыми стояла холодная тьма. У нее затряслись руки, дрожь быстро доползла до плеч и захватила все тело. Она присела на край постели, обхватив колени руками, словно хотела удержать ноги на месте. По лицу ее промелькнула тень — темная и неотвратимая, словно призрак смерти. Сейчас она походила на маленькую старушку в золотистом парике.
— Давно не кололась? — спросил я.
— Три дня. Я схожу с ума. — И у нее застучали зубы. — Она с силой
— На героине сидишь?
— Угу.
— Мне тебя жаль.
— Мне от этого не легче. Я три ночи не спала.
— С тех пор как уехал Тарантини?
Она выпрямилась, подавив дрожь.
— Вы знаете, где он? Может, достанете мне порошка? Я заплачу...
— Я этим не занимаюсь, детка. Как тебя зовут?
— Рут. Вы знаете, где Джо? Вы на него работаете?
— Я — нет. Что касается Джо, тебе придется обойтись без него.
— Не могу. Умру я. — Это было похоже на правду.
— Давно колешься?
— С прошлой осени. Ронни меня приучил.
— Часто?
— Сначала раз в неделю. Потом два. Последние два месяца — каждый день.
— Доза?
— Не знаю. Они мне сами отсыпают. Мне это стоит пятьдесят долларов в день.
— Поэтому ты и взялась потрошить приезжих?
— Надо же как-то зарабатывать на жизнь. — Она с трудом подняла отяжелевшие веки. — Откуда вы столько обо мне знаете?
— Ничего я не знаю. Кроме одного. Тебе нужно обратиться к врачу.
— Что толку? Упрячут в больницу, а там я уж точно концы отдам.
— Они тебя подлечат.
— Откуда вы знаете? Вы что, кололись?
— Нет.
— Ну и не говорите тогда. Когда уколоться нечем, тебя прямо наизнанку выворачивает. Вчера вечером на пляже была. Волна на берег плеснет, а у меня уши лопаются, точно это гром или землетрясение. Конец света. Легла я на спину, смотрю вверх, а неба не вижу, тьма в глазах и желтые пятна. Потом земля куда-то уходить стала, и я отключилась. Чудное такое чувство, словно сама в себя проваливаешься. Словно я колодец какой-то и сама же в него падаю. — Она коснулась рукой живота. — Странно, что я еще жива. Это похоже на смерть.
Она откинулась на смятую постель и, закинув руки за голову, уставилась в потолок. Кожа у нее на лице натянулась от напряжения, вокруг носа и рта залегли глубокие складки, золотистые волосы на впалых висках потемнели от пота. Сейчас ее небом был грязно-зеленый потолок.
— Боюсь, мне еще раз через все это пройти придется, прежде чем я вправду умру.
— Ты не умрешь, Рут. — Это я сказал вслух. Но чувствовал я себя как прокурор, допрашивающий душу умершей девушки в адском суде первой инстанции. — Что ты делала на пляже вчера вечером?
— Ничего, просто так пришла. Мы всегда ходили на пляж, пока не уехал папа. Тогда у нас и собака была — маленький такой коккер, и он гонялся за птицами, а потом мы обедали прямо там, на пляже, разводили костер, и было так здорово! Папа любил искать для меня раковины — мы собрали целую коллекцию. Она оперлась на локти и сосредоточенно наморщила свой юный чистый лобик. — Где же они теперь, мои ракушечки? Не помню, что с ними стало.
— А что стало с твоим отцом?
— Я почти не вижу его больше. Он уехал, когда мать его бросила. Они держали фотоателье в городе. Поступил радистом
— Значит, ты с бабкой живешь?
Она снова растянулась на постели.
— Более или менее. Она работает официанткой в придорожном кафе. Ночами работает, днем отсыпается. Вчера ночью мне паршиво пришлось. Стены вдруг стали сдвигаться и раздвигаться, будто задышали, я перепугалась страшно, а рядом ни души. Решила на пляж выйти — может, полегчает. Запах моря меня всегда успокаивает. Но на этот раз не помогло. Даже хуже стало. Вместо звезд черные дыры вижу и все проваливаюсь куда-то, проваливаюсь. А когда очнулась, смотрю — человек из моря выходит. Ну, думаю, все — чокнулась. Решила, что это водяной — как в том стишке, что мы в прошлом году в школе учили. Я и сейчас не знаю: был там кто-нибудь или это мне померещилось.
— Расскажи мне про этого водяного. Где ты его увидела?
— На Макерель-Бич — ну, где жаровни для барбекю стоят. Мы с папой всегда там обедали, когда на пляж ходили. — Она вяло подняла руку и махнула куда-то в сторону. — С милю отсюда вдоль по бульвару. Я лежала на песке, за деревянным Щитком от ветра, и страшно продрогла. — Она зябко передернула плечами при этом воспоминании. — Темноты в глазах уже не было, и я больше не проваливалась. Я подумала, что худшее позади. Над морем уже появилась полоска света, а я всегда себя лучше чувствую, если вокруг не совсем темно и что-то видно. И вдруг прямо из прибоя встает человек и выходит на берег. Я насмерть перепугалась. Просто с ума сошла от страха — подумала, что это водяной и он хочет утащить меня в море. Но было еще довольно темно, и я лежала тихо-тихо, так что он меня не заметил. Прошел мимо и скрылся в кустах за жаровнями. Наверное, где-то в переулке у него стояла машина — через несколько секунд я услышала звук мотора.
— Человек наверняка был, тебе не померещилось, — сказал я. — Бинтов у него на голове случайно не заметила?
— Нет, не думаю. Это был не Марио. Ронни сказал мне, что кто-то угнал у него яхту и посадил на камни, и я подумала, что это как-то связано с яхтой.
— Ты ее видела?
— Нет. Может быть, слышала. Не знаю. Со слухом у меня черт-те что творится — то стоит чайке крикнуть, перепонки едва не лопаются, то глохну напрочь. — Как большинство наркоманов, она страдала ипохондрией. Больше всего на свете ее интересовали симптомы ее состояний, и в описании их она обнаруживала немалый талант.
— Какой он был с виду? — спросил я.
— Еще не рассвело, и лица я не разглядела. Он был совершенно голый или, может, в светлых плавках. На шее у него, по-моему, висел какой-то узел.
— Это не был кто-то, кого ты знаешь?
— Не думаю.
— Может быть, Джо Тарантини?
— Нет, что вы. Джо я сразу узнала бы, голого или одетого. Хорошо бы, если бы это был он.
— Это он тебя зельем снабжает, как я понимаю.
— Никто меня не снабжает, — сказала она в потолок. — Уже три дня. Мне они как три года показались. Что бы вы сделали на моем месте, мистер? У Ронни есть травка, но мне от нее только хуже. Что мне делать?