Смерть Несущая
Шрифт:
Сквозь лесной полумрак дэйург разглядел небольшой деревянный домик, из печной трубы которого валил густой черный дым. Каа’Лим предвкушающе затаил дыхание.
«Неужели…» – подумал он, но вовремя осекся, боясь спугнуть только что зародившийся огонек надежды.
У всего есть своя причина и следствие, вот и сейчас он желал знать, от чего Дримлеон спасал Мару, бросив ее без должной энергетической подпитки в человеческих землях. И, бездна его побери, он это узнает!
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – шептала Фрида, мечась словно загнанный зверь по своей комнате.
Вампирша была в ярости. Она обуяла все ее
«Да, всех», – утвердительно решила она.
– Что на этот раз? – Холодный голос повелителя вампиров ворвался столь неожиданно в нестройный ряд размышлений Фриды, что она ошарашенно замерла.
А в голове билась лишь одна мысль: «Как я могла не услышать того, что он вошел в мою комнату?!»
– Отец? – вместо этого спросила девушка.
– Я, как видишь, – хмыкнул светловолосый юноша, во всем облике которого сквозила стужа вместо приятного тепла, которое совсем недавно ощутила от него Мара. – Ты разочаровываешь меня, дочь, – скупо сказал он, проходя к креслу, что стояло у окна. – Я устал подтирать за тобой дерьмо, – говорил он, садясь в кресло. – Устал слышать о твоих похождениях. И – поверь мне, я не шучу – я устал от тебя, – небрежно бросил он последние слова в образовавшуюся тишину.
– Все так живут! – позабыв о сдержанности, вскрикнула Фрида.
– Да? – Платиновая бровь насмешливо изогнулась. – Я так не живу, Тарий так не живет, любой сильный вампир так не живет, – припечатал он. – Нельзя быть повелителем и продолжать зависеть от внутренних желаний. Либо ты обуздаешь свой голод, либо он поглотит тебя, ты понимаешь это? – очень спокойно продолжал говорить он. – Ты давно не новообращенная, но ведешь себя, как будто тебе чуть за тридцать. Что это: вседозволенность или неспособность владеть собой?
– Отец, я… – чуть нервно, с нотками подступающей истерики начала Фрида, но была тут же остановлена поднятой рукой своего повелителя и отца.
– Я не давал тебе дозволения говорить, – коротко заметил он и продолжил: – Позволь прояснить кое-что, моя дорогая. Мне не нужна дочь, которая не умеет владеть собой. Мне не нужна наследница, которую имел весь мой двор и половина нелюдей и людей, обучающихся в МАМ. С этого дня я запрещаю тебе пить кровь чаще одного раза в неделю, ты заведешь себе постоянного любовника либо вообще перестанешь вести сексуальную жизнь до конца обучения в МАМ. И ты будешь брать эмоции только в общественных местах.
Девушка замерла перед отцом, с ужасом понимая, на какое существование он ее обрекает. Голод – вот что ей придется испытывать постоянно, всепожирающий внутренний голод, от которого выкручивает суставы и туманится разум.
– Нарушишь
Это было последнее, что сказал Эдриан, прежде чем встать и покинуть покои дочери. Он понимал, что другого выхода у него нет. Фрида всегда была сложным ребенком. Возможно, то, что она стала такой, и было его упущение как отца. Но и ему в свое время мало кто уделял внимание. Но Эдриан был сильным и справился, а она не справлялась. И сейчас повелитель говорил очень серьезно, он действительно убьет ее, если она станет рабой своих желаний, потому как однажды ее рабство закончится безумием и жаждой только одного – крови. Этого он уже не мог допустить ни как отец, ни как повелитель, который отвечал за собственный народ.
Фрида так и продолжала стоять, боясь сделать хоть одно лишнее движение, когда за ее отцом закрылась тяжелая деревянная дверь. Как ей пережить это? Как не сойти с ума? И что же теперь делать? Ни на один из вопросов ответа у нее не было.
Орэн расслабленно сидел на небольшой деревянной скамейке в самом центре парка, что был частью МАМ. Старый маг удовлетворенно жмурился под скупым зимним солнышком, отчего от уголков его глаз разбегались лучики морщин, что уже давно испещрили некогда молодую и упругую кожу.
Вокруг сновали студенты. Кто-то спешил, кто-то просто прогуливался, а кто-то наслаждался первыми моментами зарождавшейся любви. Ничто не меняется, сколько бы лет ни прошло, но молодость всегда будет молодостью. Орэн не завидовал этим студентам, в конце концов, он и сам прожил яркую и насыщенную жизнь, где было место и настоящей любви, и настоящему горю, успеху, признанию коллег и головокружительному падению. Когда-то он сильно переживал по этому поводу, но сейчас, по прошествии стольких лет, считал, что лучше страдать по-настоящему, чем всю жизнь заменять реальные эмоции чем-то ненастоящим, о чем потом и вспомнить будет неинтересно. Да, чтобы прийти к таким выводам, ему пришлось прожить долгую жизнь. Но как бы порой ни поворачивалась его судьба, Орэн ни о чем не жалел. Хотя кое-что он все же не мог себе простить до сих пор. И это был его сын.
На этой мысли Орэн тяжело вздохнул, вспоминая события давно минувших дней, но погрузиться вновь в заманчивый мир прошлого ему не дал знакомый голос.
– Здравствуй, Орэн. – Лиам возник перед магом так неожиданно и совершенно бесшумно, что старику с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие.
– Лиамиэль? – хмыкнул маг. – Позволь узнать, что привело тебя ко мне. Ведь еще совсем недавно ты говорил, что как только уплатишь долг, то будешь считать меня незнакомцем, – вопросительно изогнув седую бровь, сказал маг.
Простому обывателю могло показаться, что такой древний старик уже давно должен был бы потерять остроту ума и превратиться в никчемную развалину, но никто из тех, кто близко общался с Орэном, никогда бы не смог сказать подобного о нем.
– Да, так, – дружелюбно ухмыльнулся эльф, – но отнюдь не праздные дела привели меня к тебе сегодня.
– И что же это за дела? – Маг хитро сощурился и слегка подвинулся, предлагая эльфу сесть рядом с ним.
– Я не стану юлить перед тобой, Орэн. И попытаюсь объяснить тебе все, как оно есть. Не потому, что мы до сих пор друзья, а потому, что, как бы там ни было, но я чувствую ответственность перед своими хоть и бывшими, но учениками.