Смерть носит пурпур
Шрифт:
– Вот как? Интересно… Каким же образом… – начал Ванзаров. Но его перебили. Нарышкин попросил отойти подальше от ретирадника, чувство стыда не позволяет ему издавать звуки, которые он уже не в силах терпеть.
Господа проявили деликатность. Чердынцев плелся впереди, Ванзаров держался за ним. Скабичевский шел последним и все оглядывался.
– Мы ушли! – крикнул Ванзаров, когда они оказались у дверного проема. – Ждем вас в доме…
Вспыхнуло багровое солнце. Ретирадник раздулся и лопнул. На месте, где только что стояла кривая деревянная будка с вырезанным окошечком, вился столб пламени. Полетели
Больше всего досталось Чердынцеву. Кусок обшивки угодил ему в грудь и повалил с ног. Он лежал на сырой земле и не чувствовал боли. На глазах огонь пожирал всю надежду. От нее не останется даже пепла. И так все просто случилось, словно по-иному и не могло кончиться. Бушующее пламя на месте выгребной ямы. От Нарышкина не останется даже клочка. Обманул всех, и нет больше надежды. Как тут ни думай, все пошло прахом…
Он видел, как появились какие-то люди, наверное, из соседних домов набежали, как Ванзаров заматывал голову Скабичевскому, как рыдала хозяйка дома, как под грохот колокола прибыла пожарная команда и принялась заливать затухавшие головешки. Все это происходило где-то далеко и не с ним. Чердынцеву показалось, что он видит странный иллюзион, когда вокруг вертятся разноцветные картинки и нельзя понять, что это мелькает: сон ли, явь ли. Да и какая разница? Ему и дела не было до всей этой кутерьмы. Нарышкин обманул его, обвел вокруг пальца. Дважды обманул. Когда покончил с Федоровым и выскользнул из его рук. Хитрый змей, а по виду и не скажешь…
Вдруг он понял, что его подняли с земли, отряхнули и заставили стоять. В лицо ему смотрел Ванзаров, словно там было что-то важное.
– Вы меня слышите?
Чердынцев слышал. Но отвечать не хотел. В груди заныло. Он издал жалобный стон и сам поразился, как это все выглядит глупо. В руки ему сунули коробку с ножом, совершенно бесполезным.
– До гостиницы сами дойдете?
Отчего же не дойти, можно и в гостиницу. Чердынцеву все было едино.
– Отправляйтесь в номер, ложитесь спать, если ребра целы, проснетесь здоровым. А если нет, вызовете доктора. Из номера ни на шаг… Вам ясно?
Покачнувшись, Чердынцев пошел прочь, прижимая коробку с бантом. Подчинился, чтобы только не видеть этого человека. Душу из него вынул, и все нипочем…
Разобравшись с одним раненым, все силы Ванзаров отдал Скабичевскому. Он предложил опереться и потихоньку завел его в дом. Несмотря на бледность и легкий испуг, поселившийся в глазах, Скабичевский в повязке выглядел довольно молодцевато. Точно ветеран, вернувшийся с передовой. Осмотрев, Ванзаров уверил его, что рана пустяковая, беспокоиться не стоит. Все счастливо отделались, если не считать Нарышкина.
– Выходит, он убил Ивана Федоровича… – проговорил Скабичевский.
– Так он сказал нам, – ответил Ванзаров, рассматривая что-то на полу.
– Зачем он это сделал? Зачем? Не могу понять… Тишайший человек…
– Как видно, не мог допустить, чтобы Федоров разболтал бесполезную тайну.
– Я говорил о взрыве.
– Ах, это… – Ванзаров наклонился и поднял огрызок карандаша. – У него не осталось другого выхода. Все от него что-то хотели,
Простой вопрос поставил Скабичевского в тупик.
– Не могу понять, как Нарышкин взрыв организовал в ретираднике… – сказал он.
– Проще простого. Взрывное вещество хранилось у него в выгребной яме.
– Откуда вы знаете?
– Слышали звук цепи? Он бомбу поднимал.
– Бомбу?!
– Ну, что-то вроде бутыли с нитроглицерином. Самое подходящее вещество: выронил из рук – и готово дело. Разнесет на клочки. А место для хранения отменное: никто не сунется. Если бы у Нарышкина было золото, лучшего тайника не придумаешь. Кажется, нас забрызгало только дерьмом. Золотой осколок в вас не попал?
Осмотрев себя, Скабичевский нашел на сюртуке только сомнительные пятна. Пахли они не розами. Попытки оттереть их он оставил.
– Все равно отказываюсь понимать… – повторил Скабичевский.
– Что именно вас смущает? – спросил Ванзаров, разглядывая комнату.
– Неужели нож Чердынцева толкнул Сергея Ивановича на самоубийство?
Будто не расслышав, Ванзаров прошелся по комнате, приоткрыл дверцу платяного шкафа, заглянул под матрас кровати и даже провел рукой по этажерке.
– Скажите, Николай Семенович, вы часто здесь бывали? – вдруг спросил он.
– Первый раз… А какое это имеет…
– Вас ничего не удивляет?
Скабичевский огляделся, но так и не понял, чего от него хотят.
– Кроме хозяйской мебели, здесь ничего нет! – сказал Ванзаров. – Нищие с паперти живут богаче Нарышкина. А ведь он получал жалованье в городской ратуше. Откуда же такая бедность?
– Да, как-то я об этом не подумал… – признался чиновник участка. – А какое это имеет отношение к самоубийству?
Ванзаров показал карандаш.
– Нарышкин писал прощальную записку. Если бы Чердынцев ему не помешал, он все равно пустил бы себя на воздух…
– И что из того?
– Мы никогда не узнаем ее содержания, но я уверен, что речь в ней шла об этом… – На ладони Ванзарова появился кожаный мешочек, в каких барышни порой носят колечки. Как только тесемка ослабла, из горлышка посыпался блестящий ручеек.
– Что это? – только и спросил Скабичевский, не в силах оторваться от магического зрелища сверкающих песчинок. – Откуда это у вас?
– Ответ на первый вопрос: золотой песок, конечно. На второй еще проще: нашелся в шкафу. Аккуратно стоял на самом видном месте. Знаете, о чем я жалею, кроме гибели несчастного Нарышкина?
Свежих идей в раненой голове Скабичевского не нашлось.
– Не узнать теперь, что такое «пепел» и «пурпур», – ответил Ванзаров. – Наверняка в записке след был оставлен.
– А почему вас это так интересует?
– В них скрыта смерть.
Скабичевский в раздумье покачал головой и сразу пожалел об этом: боль сразу же дала о себе знать. Рана могла оказаться нешуточной. Он тронул повязку: на тряпице выступила кровь.