Смерть-остров

Мавлютова Галия Сергеевна

– Ты, Миша, чего пришёл-то? По какой-такой надобности? – с трудом проскрипел Глеб Иванович сквозь раздирающие хрипы.

– Да тут у сослуживца жена пропала. Ну, я и пришёл, чтобы по-свойски узнать, не твои ли орлы её прихватили, как беспаспортную? Всех «бывших» похватали, кто без документов, ну и её в том числе под общую гребёнку. Всякое бывает.

Глеб Иванович мигом справился с приступом, сердито одёрнул китель и уселся поудобнее. Пошуршав бумагами, он нервно передвинул подстаканник, позвенел ложечкой и, сжав кулаки, сказал, глядя куда-то за спину необычного посетителя:

– Кашель

у меня с Нарыма остался. Сам знаешь. Я лечусь. Ты не переживай. И сам лечись. Я чем смогу, помогу! И, Миша, запомни! У нас «всякого» не бывает. Наша власть для честных трудовых людей создана. Не зря мы столько крови пролили, чтобы народную власть установить. Здоровье потеряли. Ты с личными делами не приходи больше. Не пущу!

– Глеб Иваныч, так мы ж вместе в Нарыме нутро морозили, как же это, а? Я же свой!

– Не приходи с личными делами. Всё! Это я тебе говорю, Петров Глеб Иваныч. Начальник Рабоче-крестьянской милиции.

– Так ведь сослуживец – мой начальник. Сам он старый балтиец, а жена у него молодая, красивая. Жили хорошо, ладили. Да вот, беда, пропала. Два дня назад ушла из дома и не вернулась. Что делать-то? Мужика-то жалко. В городе, вон, беспаспортных ловят. На каждом углу облавы. И днём, и ночью ловят всё, ловят. К кому мне ещё пойти?

– Ладно-ладно, понял, – устало махнул рукой Глеб Иванович, – пусть твой балтиец напишет заявление. Мы разберёмся. Мои орлы приличных людей не трогают. А жена твоего сослуживца у любовника небось? Нечего жениться на молоденьких.

Начальник милиции скривил рот и долго поправлял китель, затем презрительно хмыкнул, отхлебнул чаю и успокоился.

– Да какой там любовник! – Взмахнул рукой Миша и подтёр нос сжатым кулаком, явно избегая смотреть на портрет на стене.

– У нас в городе слишком много развелось деклассированной сволочи, Миша, патронов не хватает. В каждом переулке советских граждан подкарауливают. После революции повылезали изо всех щелей шаромыжники и мазурики разномастные. Лезут и лезут, размножаются на глазах, как инфекция. Кругом наркоманы. Хулиганы. Уголовники. Шестнадцать лет с ними боремся, никак не изведём. Ничего, сейчас мы их заставим жить по-нашему, по-революционному. Партия приказала никого не щадить. Всех на поселения отправим! Это мы в своей стране хозяева, а не эти переодетые громилы. Напялят на себя боевые гимнастёрки и красуются на Невском, тьфу ты, на проспекте 25 октября. Пусть-пусть напишет заявление твой балтиец, разберёмся! Мы их всех в кулак сожмём!

Глеб Иванович сжал кулак до костного хруста. Миша вздрогнул. Начальник милиции прямо на глазах неузнаваемо переменился. Только что выглядел больным и крайне измождённым, с лицом, испещрённым бороздами морщин, а тут вдруг превратился в монолитную скалу. На скулах по-прежнему рдел бордовый чахоточный румянец, углы рта резко запали и зацвели болотной ряской – не иначе, от зелёной обивки письменного стола.

– Вы что ж это, прямо на месте их, да? – скашивая глаза на портрет, шёпотом поинтересовался Миша.

– Бывает, что прямо на месте, – неохотно сознался Глеб Иванович, – ну, это, особо опасных. Остальных в Нарым!

– В Нарым? – изумился Миша. – На погибель?

– Да не на погибель. Думай, что мелешь! На освоение земель. Нам Север надо

осваивать. Стране хлеб нужен! Без хлеба мы загнёмся. Пусть деклассированные лучше землю пашут, чем в подворотнях торчат. А то моду взяли, среди белого дня людей пугают.

– А как же ревзаконность? – не отставал Миша, вдавливаясь в стул и стараясь казаться меньше и ниже, чем на самом деле.

– Наверху ещё осенью постановление приняли по всеобщей паспортизации населения. В нём всё по пунктам расписали. Мы с января без продыху работаем. А за неисполнение можно самому угодить, куда Макар телят не гонял. А я в Нарым не хочу!

– Да тебя-то за что? – Поёрзал на жёстком сиденье Миша. – Ты своё уже оттрубил.

– Было бы за что! Вон в Москве по осени перед принятием постановления шестьдесят комиссаров Рабоче-крестьянской милиции сняли. Разом. Подчистую. Это знак, Миша, чтобы другим неповадно было. Чтобы все остальные советские законы исполняли, как следует. Вот я и рапортую. Смотри, сколько бумаг исписал. Всё вручную. Машинисткам нельзя доверять.

Миша долго смотрел на стакан с чаем. Янтарная жидкость переливалась звёздными огоньками под светом настольной лампы. В кабине было почти темно, и лишь яркий круг света на столе подчеркивал мрачную обстановку помещения; низенький диванчик, огромный стол, два стула. На вешалке кожанка, местами до седины вытертая от времени.

– Глеб Иваныч, не щадишь ты себя, – с укоризной заметил Михась, – выглядишь на все шестьдесят, а ведь твоё здоровье ценнее золота. Ты ещё нужен партии.

Глеб Иванович поморщился. Ему не понравилось обращение верного товарища на «ты», но он промолчал. Болезнь вылезала наружу. От чужих глаз не спрячешься. Не скажешь же старому каторжанину, что тот не прав. Ничего, посидит и уйдёт. Тогда можно будет вволю откашляться без посторонних глаз.

Михаил понял, что нарушил субординацию. Он засуетился – забегал глазами, заелозил на стуле, что вызвало у хозяина кабинета новый приступ раздражения. Миша всегда был суетливым и угодливым до чрезвычайности. И сейчас старается угодить старому балтийцу, видно, хорошо пригрели его на новой работе. Всегда любил перед начальством егозить.

– Не суетись, Михась!

– Вы, Глеб Иваныч, не серчайте, что я по-простому. Я ведь не учёный какой, не из бывших. Университетов не кончал.

– Да брось, Миша, ты свой, наш, старый партиец, – ещё сильнее побагровел щеками Глеб Иванович. Михаил удовлетворённо хмыкнул, но тихо, чтобы не спугнуть доброго настроя старого товарища, а ныне большое начальство.

– Понимаешь, Миша, партия надумала решительно и бесповоротно извести деклассированную нечисть. Она хочет навести порядок в Стране Советов. Вот проведём паспортизацию и заживём как люди!

Глеб Иванович откинул голову на высокую спинку стула и мечтательно прикрыл глаза, будто демонстрируя высокий порыв. На самом деле он больше не мог говорить: грудь разрывало от боли и с трудом сдерживаемого кашля.

– А вчера пришло новое постановление Совета народных комиссаров «Об организации трудовых поселений ОГПУ». Особо секретное. Сижу, изучаю. Да, на-на, посмотри сам! Секретное постановление, но я тебе доверяю, Миша, как старому каторжанину. Смотри, тут всё по пунктам расписано!