Смерть отбрасывает тень
Шрифт:
Голиков испытывал двойственное чувство: с одной стороны, он видел, что Борисов говорит искренне, не разыгрывает из себя обиженного, а с другой – все время ловил себя на мысли, что в его словах проскальзывает фальшь.
– Валентин Владимирович, сегодня утром, около десяти, Петрова ушла с работы. У нее с кем-то и где-то была назначена встреча… В связи с этим я настаиваю, чтобы вы добровольно сдали кровь для анализа на наличие в ней алкоголя… Если же вы пили сегодня, то достаточно будет только вашего устного заявления. Поверьте, это необходимо для того, чтобы снять с вас подозрения.
Майор с удовлетворением отметил, что Борисов спокойно отнесся к его предложению, всем своим видом как бы подчеркивая готовность помочь следствию. Дальнейшие слова Валентина
– Признаюсь, до сегодняшнего дня мне никогда не приходилось общаться с людьми вашего ведомства, да еще в такой ситуации. А то, что я слышал о методах и способах воздействия на попавших сюда, мало похоже на нашу с вами беседу… Не хочу льстить, но я не ожидал встретить в стенах этого заведения корректного и действительно интеллигентного человека… Поэтому я готов способствовать вам в раскрытии преступления… А вот спиртное, – Борисов распрямился в кресле и открыто улыбнулся, – я употребляю редко. А сегодня, к тому же, почти весь день за рулем.
Теперь они уже мало походили на людей, несколько минут назад враждебно настроенных друг к другу. Оба закурили, словно приготовившись к непринужденному разговору.
– Валентин Владимирович, я опять к вам с деликатным вопросом… Ольга на ночь снимала с себя украшения?… Я имею в виду перстень… и тому подобное.
В один миг от расслабленности Борисова не осталось и следа. Он, заметно вздрогнув, презрительным и гневным взглядом ожег майора.
– Я просил вас не касаться этой темы! – чуть ли не взвизгнул Борисов, подскочив в кресле. – Посылайте меня, если вам угодно, на экспертизу… анализ… или куда там еще? Вам что, доставляет удовольствие издеваться надо мной?… Оказывается, мягко стелете!..
Трудно было понять Голикову, что на самом деле заставило Борисова так неожиданно вспылить: упоминание ли о золотых побрякушках или имя Ольги. «Странно получается, – раздумывал он, – неужели Борисов все-таки причастен к убийству? Стоп!.. А почему к убийству?… Кафе-автомат! Что-то здесь есть. Там они могли встретиться с Ольгой… А если так, то откуда у нее ссадины и синяки?… Нет, отпадает…» – и, рискуя снова вызвать гнев собеседника, спросил:
– Вы знали о том, что Петрова беременна?
– Да. Как раз это обстоятельство и заставило меня сегодня поехать в суд, чтобы как можно быстрее расписаться с Ольгой. Надеюсь, что это признание облегчит мою участь? – спокойно, даже с иронией проговорил Борисов.
Резкая смена настроения собеседника снова поставила Голикова в тупик. «Такое поведение, несомненно, подтверждает невиновность Борисова, – анализировал он, – и в то же время наводит на мысль, что он чего-то или кого-то боится… Знает, но не говорит… Ладно, посмотрим, что даст анализ…»
– Извините, но мне бы хотелось покинуть вас, – не дождавшись ответа, опять попытался сыронизировать Борисов, – или…
– Никаких или, – перебил его Голиков, – вот вам бумага и постарайтесь со всеми подробностями изложить то, что связывало вас с Петровой, а также все, что вы делали и где были сегодня утром. После этого – сдайте кровь и можете быть свободны.
Глава четвертая
Казалось, что особых причин для волнения не было, но все-таки кошки скребли на душе. Леонов раздраженно щелкнул выключателем телевизора смотреть комедии, тем более советские, он всегда считал пустой тратой времени. Невольно нервировало и то, что жена, на ночь глядя, вдруг воспылала желанием навести порядок в кухне.
Он уже было собрался поехидничать над хозяйственным вдохновением супруги, как вдруг зазвонил телефон.
– Слушаю… А-а, это ты, Константин Петрович, – Леонов взял телефонный аппарат и, волоча шнур, не спеша вошел в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. – Нет, нет, я тебя слушаю. Просто я уже немного в курсе, хотя до сих пор не могу сообразить – зачем ты мог понадобиться уголовному розыску?… Видишь ли, тебе принесли повестку только что, а мне вручили такой же ультиматум часов в восемь… Да, да… не удивляйся… Самое интересное, что тоже завтра, но с небольшой разницей
Леонов как был – в спортивных брюках и махровом полосатом халате улегся на диван и еще долго мысленно копался в сложившейся ситуации.
Утром следующего дня, когда Голиков пришел в управление, дежурный при входе доложил, что начальник УВД уже несколько раз справлялся о нем.
«Ну вот и началось, – хмурился Александр Яковлевич, поднимаясь к себе, – сейчас потребует назначить конкретный срок расследования вчерашнего ЧП. А ведь сам понимает, что наша работа – это не плановый выпуск продукции на предприятии… Ох, уж эти перестраховщики! Розыск всегда стрелочник или козел отпущения! Ну да ладно, не привыкать».
Из кабинета он позвонил Струкову, который после ухода Коваленко временно исполнял обязанности начальника Верхнеозерского УВД.
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – так уж сложилось, что со Струковым отношения у Голикова носили официальный характер. – Должен поставить вас в известность, что сегодня, буквально через несколько минут, должны явиться по вызову люди, которые имеют отношение к делу Петровой и…
– Зайдите ко мне! – резко перебил его Струков. «Ого! Это уже что-то новенькое, – озадаченно отметил майор. – Неужели на мою голову свалилось еще какое-нибудь ЧП?»
На всякий случай Александр Яковлевич достал из сейфа дело Петровой, потом позвонил Чижмину и попросил, чтобы тот начинал допрос Леонова без него.
– Меня срочно вызывает шеф, – пояснил майор.
Бегло просмотрев последнюю корреспонденцию, он направился к Струкову, даже не представляя себе, чем обусловлена такая спешка.
– Товарищ майор, – не ответив на приветствие, начал Струков, – вы заставляете себя ждать!.. И, кстати, – пора бы уже запомнить мое звание!
Владимир Петрович уже с месяц носил полковничьи погоны, но Голиков иногда чисто механически, особенно разговаривая по телефону, ошибался, что со стороны Струкова могло быть расценено как демонстрация неприязни. Смутившись, Голиков не парировал необоснованный упрек.
– Присаживайтесь, – сухо пригласил Струков. – Спешить вам некуда… Нужно разобраться в одном вопросе… Для полной ясности введите меня в курс дела по вчерашнему происшествию.
«Ничего не пойму, – недоумевал майор, – что он от меня хочет?»
– Полной картины мы пока не имеем. Многое может проясниться сегодня.
– Александр Яковлевич, давайте поконкретней, – смягчился Струков. – Вы далеко не новичок в таких делах. Тем более, мне доложили, что произошло рядовое самоубийство. Поэтому отрывать людей от работы по разным пустякам нам никто не позволит.