Смерть по заказу
Шрифт:
А события разворачивались своим чередом.
Получив в физиономию порцию водки и, видимо, посчитав, что ему нанесено оскорбление, крепыш не стал размениваться на всякие новомодные шуточки и ударом кулака сшиб «качка» на пол. Падая, тот зацепил локтем соседний столик, за которым был совсем невзрачный субъект в очочках. Сидевшая вместе с очкариком дама уронила себе на грудь тарелку с салатом. По ее дорогому платью расплылось безобразное пятно.
Между тем, встав, «качок» схватил крепыша за руку, видимо, намереваясь вывести того из ресторана и продолжить объяснение в менее
Поскольку оркестр сделал перерыв, Андрею было великолепно слышно каждое слово.
– Милейший, – произнес очкарик. – А не соблаговолите ли вы…
– Да пошел ты… пока я тебе не переломал все кости, – даже не потрудившись обернуться, прорычал «качок».
Сделал он это напрасно. Очкарик обречено вздохнул и, отступив на шаг в сторону, махнул рукой двум парням в спортивной одежде, сидевшим за соседним столиком.
Те проворно покинули столик и подскочили к «качку».
Андрею понравилась слаженность их действий. Чувствовалось, что, телохранители очкарика (а в том, что это они, он теперь ничуть не сомневался) проворачивают такой фокус уже не в первый раз. Один из них со страшной силой ударил «качка» по почкам, а второй, отстав от своего товарища на полсекунды, обрушил на его голову стул.
Эффект был почти киношный.
Стул разлетелся на кусочки, а «качок», словно огромная резиновая кукла, повалился на пол.
Казалось, на этом инцидент должен был закончиться, но не тут-то было.
Крепыш, которого такой расклад почему-то не устроил, возопил:
– Наших бьют!
Похоже, он считал, что имеет право бить своего товарища только лично. Что кто-либо другой не имел ни малейшего права прикладывать к этому делу хоть палец.
И вот тут-то самое главное и началось.
Не прошло и пары секунд, как ресторан превратился в поле боя. Визжали убегающие к выходу проститутки, музыканты, напрочь забыв об инструментах, ринулись к служебному выходу. А в центре зала уже дралось человек пятнадцать. Трещала мебель, слышались жуткие матюки, кто-то диким голосом вопил «Кий-я-я-я!».
Правда, за огнестрельное оружие никто пока еще не хватался. Это обнадеживало. Но тем не менее пора было выбираться.
К тому времени, когда в центре зала затрещали разбиваемые о головы противников стулья, Андрей и Виктор уже стояли, прижавшись к ближайшей стене спиной, готовые вырубить любого, кто к ним приблизится на расстояние вытянутой руки.
Один приблизился.
Парень в разорванной на груди футболке, выкрикивая что-то нечленораздельное и размахивая нунчаками, подскочил к Виктору и, получив могучий удар в челюсть, рухнул на пол. Андрей бросил на друга одобрительный взгляд.
– Давай-ка отсюда уходить, – вполголоса проговорил Виктор.
– Согласен, – отозвался Андрей.
По стеночке, по стеночке они осторожно двинулись к выходу.
С улицы послышались сирены милицейских машин. Тут уж было не до осторожности. Друзьям совсем не улыбалось оказаться в отделении, причем совершенно ни за что.
– Прорываемся, – приказал Андрей.
И они, оторвавшись от стены, вихрем пронеслись через зал, сшибая попадавшихся
Большинство рванули прямиком к ресторану, но один, поигрывая дубинкой, все же направился к друзьям. Видимо, уж сильно ему не хотелось заниматься усмирением разошедшихся не на шутку хулиганов. Впрочем, вполне возможно, ему просто не понравились лица сидевших в холле Виктора и Андрея. С милиционерами это бывает.
Остановившись перед ними, он некоторое время, поигрывая дубинкой, рассматривал двух друзей, которые с самым невинным видом закурили по сигарете и теперь разглядывали его не без некоторого интереса.
Оба прекрасно понимали, что неприятности продолжаются. Теперь от их поведения не зависело почти ничего. Главное уже случилось. Представитель власти обратил на них внимание и счел достаточно безобидными, чтобы попытаться взять в оборот. Единственный способ выйти из этой ситуации без потерь было быстро и эффективно доказать мильтону, что тот глубоко ошибается. Смирение в таком случае рассматривается как слабость, а излишняя агрессивность – как глупость, качество, тоже требующее наказания.
Наконец милиционер почувствовал, что ситуация требует действий. Чем дольше он будет стоять перед этими парнями, тем более глупо он будет выглядеть.
– Ну вы, фраера, – сказал он, делая свирепое лицо, – встать!
Если бы Виктор с Андреем встали, то они признались бы в своей слабости. Если бы они послали милиционера подальше, то расписались бы в своей глупости. Самым лучшим поступком было встать, дать этому зарвавшемуся дуболому в морду и пуститься наутек.
Они не смогли… Их разобрал совершенно идиотский и поэтому необоримый смех. Они хохотали как никогда, валясь на кожаные подушки дивана, колотя себя по бокам и просто изнемогая от чудовищного, просто гомерического хохота.
И это было самое худшее, что они могли сделать. Потому что рядовой милиционер такого простить не мог. Будь перед ними кто-нибудь постарше званием, это было бы самым лучшим выходом. Только не рядовой. Рядовому милиционеру юмор по уставу не положен.
Мучительно побагровев, милиционер спросил:
– Что, не поняли, значит?
– Ага! – сквозь хохот выдохнул Андрей, буквально катаясь по дивану.
И тогда милиционер решился. Он шагнул вперед, и его дубинка пошла на замах. Судя по всему, первый удар должен был прийтись по голове Андрею. И ничто этот удар остановить не могло…
В эту секунду Андрей и Виктор, как по команде, прекратили смеяться. Дело принимало совсем уж паршивый оборот.
И тут из-за спины милиционера послышался голос:
– Стоять!
Но дубинка уже шла вниз и сдерживать удар милиционер не собирался. На счастье, Андрей, мгновенно среагировав, убрал из-под удара голову. Резиновая палка опустилась на спинку дивана, и обтягивающая ее кожа с сухим треском лопнула.
Милиционер выдохнул воздух и снова замахнулся. Но тут из-за его спины еще более повелительно послышалось: