Смерть под парусом (пер. Гольдберга)
Шрифт:
Бескровное лицо девушки побледнело еще больше, но, выдавив улыбку, она ответила:
— Нам обоим это пойдет на пользу.
— Мужчина средних лет может говорить с юной девушкой только об одном, — продолжал Финбоу.
— О чем же? — печально улыбнулась она.
— О ее сердечных делах. Дожив до сорока лет, обретаешь способность трезво оценивать сердечные дела других людей. Это помогает еще больше запутаться в собственных.
Завершив сложный маневр, я сказал Эвис:
— Берегитесь, дорогая. У него никогда не было сердца. Он прибегает к обобщениям, чтобы скрыть это от вас.
Эвис поджала губы.
— Не
— Но вы же рассказывали мне о них ночью, — напомнил Финбоу.
— Ночью я была не в своей тарелке. — Губы Эвис сжались в тонкую бледную линию. — Все мы иногда говорим глупости.
— Верно, — тихо произнес Финбоу. — И зачастую это приносит нам пользу.
— А еще, — прибавила она, — чрезвычайно развлекает слушателей.
— Откровенность всегда интересна, — бесстрастно сказал Финбоу. — А откровенность привлекательной женщины отличается особым очарованием.
— Премного благодарна, — ответила она. — Надеюсь, я была достаточно откровенна, чтобы доставить вам удовольствие.
— Для этого недостаточно нескольких слов. Но если вы будете откровенны со мной теперь, то доставите мне огромную радость. Полагаю, вы должны гордиться, что в вашей власти сделать меня счастливым.
— Подобное я уже слышала раньше, — презрительно бросила Эвис. — От тех гадких мужчин, которые домогались меня. «Это доставит мне удовольствие, а вам не принесет вреда». Мне кажется, мистер Финбоу, вы себя переоцениваете.
Я пытался уловить хоть какой-то смысл в их быстром диалоге. И задавал себе вопрос: какая Эвис настоящая — холодная молодая женщина, дающая достойный отпор Финбоу, или хрупкое создание, готовое расплакаться в любую секунду? Ответ Финбоу убедил меня, что в ней уживаются оба этих существа.
— Мне кажется, вы переоцениваете свою неуязвимость.
Лицо Эвис стало несчастным — и милым.
— Вы хотите сказать, что полиция может… — запинаясь, произнесла девушка.
— Я хочу сказать, что если вы не будете откровенны с двумя безобидными пожилыми джентльменами, то вам придется беседовать с людьми, не обладающими подобным тактом, какой присущ нам с Йеном.
Эвис немного помолчала. Затем, кажется, приняла решение.
— Вам действительно нужно знать о моих сердечных делах?
— Боюсь, что да, — ответил Финбоу.
Эвис прикусила губу и вдруг выпалила:
— Я никогда не была влюблена.
— К несчастью для многих мужчин, — вставил Финбоу.
— Некоторые мне нравились, и мне очень нравится Кристофер. Возможно, когда-нибудь я смогу его полюбить — по-своему. Знаете, почему я с ним обручилась?
— Хотелось бы.
— Чтобы Роджер прекратил меня преследовать, — взволнованно сказала она. — Чтобы кто-то помог мне отделаться от Роджера. Чтобы Роджер не вился вокруг меня целыми днями, не приглашал каждый вечер на ужин, не звонил в любое время. Это было невыносимо. — Эвис немного успокоилась. — Роджер давно хотел жениться на мне, но я всегда его терпеть не могла. Нет, конечно, он был хорошим другом… А теперь, когда с ним произошло такое, я жалею, что плохо к нему относилась…
Уголки губ у нее опустились, глаза стали печальными. Я с тревогой смотрел на нее, в ушах звучали слова Финбоу, сказанные вчера: «Она хорошая актриса!»
Я вспомнил предположение Финбоу о том, что Эвис ненавидела Роджера.
— Разумеется, это было ужасно, — сказал Финбоу. — Когда он сделал вам предложение?
— Последние три года он делал мне предложение примерно раз в месяц, — с печальной улыбкой ответила она. — С тех пор как мне исполнилось двадцать.
— Но вы с самого начала решительно отказывали ему? — вскинув брови, улыбнулся Финбоу. — Полагаю, да, поскольку точно знали, что он повторит попытку?
— Мистер Финбоу, — искренне, почти со слезами на глазах запротестовала она, — я никогда с ним не флиртовала. Честное слово. Мне делали предложение четверо…
— Очень мало, — заметил Финбоу.
— И за троих я могла выйти замуж, — взглянув на него, продолжала Эвис. — Один из них Кристофер, и, наверное, я все-таки соглашусь стать его женой. Не буду отрицать, с этими троими я немного флиртовала. Понимаете, очень трудно удержаться.
— Не сомневаюсь, — признал Финбоу, — что искушение было очень сильным.
— Но я никогда бы не смогла стать женой Роджера и никогда не флиртовала с ним. Ни разу. Даже во время танца! — с жаром заявила она.
— Яснее не скажешь, — пробормотал Финбоу. — Йен, пора поворачивать к дому, или мы опоздаем к ленчу и миссис Тафтс будет швырять в нас тарелки.
Мы неспешно поплыли назад, влекомые легким ветерком, который слабел с каждой минутой. Я понимал, что Финбоу выпытал всю нужную ему информацию, и с волнением гадал, к каким выводам он мог прийти. Похоже, Эвис удивлялась, что он перестал расспрашивать ее; она сидела неподвижно с нервной улыбкой на губах, словно собиралась с духом, перед тем как что-то сказать. Когда вдали показалось бунгало, она прерывисто вздохнула:
— Мистер Финбоу, разве вы не хотите спросить меня о завещании? Теперь, после смерти Роджера, я унаследую кучу денег.
— Полагаю, у нас нет необходимости углубляться в такого рода детали, — ответил он.
Глава 13
Обед в полутьме
Последние слова Финбоу растрогали меня. Когда мы вошли в дом, чтобы выпить чаю, я с радостью повторял себе, что наследство — единственный возможный мотив Эвис для убийства Роджера, а если Финбоу не интересует завещание, значит, он скорее всего не считает Эвис убийцей. Испытывая огромное облегчение, я взял чашку с чаем из рук миссис Тафтс и даже заставил себя улыбнуться в ее лицо василиска.
Остальные, однако, оставались такими же мрачными, как во время ленча. Напряжение у всех проявлялось по-разному. Уильям методично поглощал пищу, почти ничего не говорил и большую часть времени читал детективы или журналы, лишь иногда вставляя едкое замечание. Эвис обмякла в кресле, словно силы покинули ее; похоже, она старалась как-то отделиться от остальных и практически не разговаривала. Тоня была агрессивна и хрипло смеялась собственным шуткам — явно пребывала на грани истерики. Кристофер предпринимал попытки спокойно насладиться чаем, но его лоб прорезали глубокие морщины, а лицо выглядело еще более худым. Филипп болтал с Кристофером и Тоней; уныние, казалось, накатывало на него волнами, и тогда он застывал с рассеянным и печальным видом, не отрывая взгляда от Тони.