Смерть - понятие относительное
Шрифт:
— Топливо? А как же! — подтвердил Переводчик. Он явно был собой очень доволен. — Но вам никогда не оживить вашу мумию.
— Отчего же? — кротко поинтересовался Арнольд.
— Уж, поверьте, не удастся, — уверенно сказал мерзкий старикашка, — хоть на куски меня режьте!
Ленский встал и собрался уходить. Он бросил прощальный взгляд на человека, который десять лет назад дал ему смысл жизни и теперь пытался его отобрать.
— Арик, — вдруг позвал старик. В последний раз этим именем он называл Арнольда много лет назад, когда они вместе мечтали о том моменте,
— Я вас слушаю, — официально ответил Арнольд.
— Может, золото возьмешь, на что оно мне? — Арнольд презрительно пожал плечами. Он уже прикидывал: в килограмме примерно тридцать две тройских унции. Унция золота стоит около трехсот долларов. Вся неподъемная иудина корзина стоит меньше миллиона долларов. Для человека, поддерживающего порядок в целом городе, сумма более чем скромная.
— Я вернусь, — пообещал он, стоя в дверях.
— Приходи, Арик, приходи, — любезно пригласил старик. — Только про мумию свою и думать забудь, — добавил он напоследок.
Ленский закручинился и посмотрел на меня печальными глазами. Кажется, рассказ о событиях десятилетней давности вызвал в нем грустные воспоминания.
— А что дальше было? Вам удалось получить тетраэдры? — вид печального дружинника не вызвал у меня никакого сочувствия. Арнольд начал рассказывать, что было дальше.
Он вышел от старика и побрел прочь, накручивая в себе злость.
— Где сейчас другие ветераны? Боевыми орденами торгуют, чтоб на бутылку заработать, а я об этом скоте уже десять лет забочусь. Слушаю его старческий бред, поддакиваю, восхищаюсь глубоким стратегическим анализом: «Жуков побоялся, Конев недопонял, Рокоссовский не рискнул». Ничтожество! Капитанишка! Тьфу! — Ленский, не отдавая себе отчета, двигался в сторону штаба дружины, располагавшемуся в здании железнодорожного вокзала. — В холодильнике предателя не переводились курица, мясо, яйца, сухая колбаса, — продолжал он про себя, — и не на 23-е февраля, а круглый год, все десять лет!
Два дружинника с красными повязками, курившие у главного входа в зал ожидания, увидев начальника, подтянулись и спрятали за спину сигареты. Тот, что повыше, улыбнулся и доложил:
— Здесь все в порядке, шеф. Зашел нас проведать? — в дружине с давних лет сохранялись товарищеские отношения между руководством и народом.
— Всё отлично, ребята. Так держать! — проходя мимо соратников, Ленский бодро кивнул и улыбнулся оптимистичной, но немного усталой улыбкой. Дверь в штаб открылась только после третьего звонка.
— У двери всегда должен находиться дежурный, — раздраженно сказал Ленский. — Дмитрий у себя? — прошел к ближайшей двери и без стука ее отворил. Из-за письменного стола поднялся усатый темноволосый крепыш:
— Привет, шеф. Какими судьбами в ночную пору? Я уже домой собрался. Ты не по поводу лицензий на оружие?
— Нет. Садись. Разговор есть.
— Может, чаю?
— Я же сказал: сядь!
Арнольд подошел к столу и внимательно посмотрел на темноволосого, ответившего спокойным, уверенным взглядом. Дмитрий Сухов. Отличный парень. Спокойный,
— Скажи мне, Дима, — пристально посмотрев на подчиненного, произнес Ленский. — Я похож на сумасшедшего? — Подчиненный внимательно посмотрел на командира, понял, что тот не шутит и ответил коротко, по-военному:
— Никак нет, — а потом спросил уже совсем другим тоном:
— Что-то случилось, Арнольд?
Ленский подтащил стул, тяжело на него сел и начал рассказывать. Рассказал всё с самого начала, избегая лишних подробностей, но, не упуская ничего существенного. Закончив, спросил:
— Ты мне веришь?
— Однозначно, — кивнул головой темноволосый. Будем работать. Когда?
— Давай, прямо сейчас. Один пойдешь? — темноволосый кивнул, поднимаясь из-за стола.
— Поговоришь с ним и езжай ко мне, — приказал Ленский, — в три часа ночи, в четыре — сразу ко мне. — Темноволосый кивнул, вышел из-за стола и не спеша пошел к двери.
— Ты там его не обижай, — неожиданно для самого себя произнес Арнольд. — Темноволосый, не оборачиваясь, слегка помахал рукой: мол, не обижу.
Этот ваш Переводчик скончался той же ночью по неустановленным причинам? — предположил я.
— Андрей, я же объяснял, мы — не убийцы, — в голосе Арнольда прозвучала настоящая обида. — Старик действительно через неделю умер от инфаркта. Поймите, он мне по-настоящему был дорог. Врачи не сумели его спасти.
Что удалось узнать в ту ночь? — сухо спросил я: не люблю крокодиловых слез.
— Практически ничего, — неожиданно вступил в разговор товарищ Сухов. — Старик сказал, что всё передал совершенно постороннему человеку, и я никогда не узнаю, кому именно. Я попытался узнать, что именно он передал, но и этого не добился, — Сухов замолчал.
— Смелее! — подбодрил я его. — То, что произошло десять лет назад, уже давно достояние истории. Чем больше я узнаю, тем выше у нас шансы на успех.
— Я пытался переубедить старика относительно личности Владимира Ильича, — помолчав, продолжил Сухов. — Но телевидение так промыло ему мозги, что он не слышал ни единого моего слова. Я ему говорю, что Ленин Брестским миром дал народу отдых от многолетней войны, а он: «и вверг в новую гражданскую войну, страшнее прежней». Я ему о необходимости жестоко расправляться с врагами Родины, а он — про миллионы невинных жертв. В общем, я плюнул и ушел.
— Неужели не убедили? — посочувствовал я.
Товарищ Сухов собрался сказать мне что-то резкое, но вмешался Ленский:
— Не отвлекайся, Дима. Рассказывай дальше.
— Я приехал к Арнольду часа в два ночи и доложил обстановку. Мы посовещались, решили не пороть горячку и недельку подождать.
— А через недельку вы снова появились у него? Что-нибудь новое узнали?
— Не узнали, — мрачно сказал Сухов. — К тому времени у нашего ветерана с головой совсем уж плохо стало. Религиозный психоз. Сказал, что, если кого и оживлять, то только Христа. В те годы по телевизору много проповедников выступало. Старичок не тот канал включил, похоже.