Смерть - понятие относительное

Лякмунт

Началось всё с того, что лет десять назад некий гражданин весьма преклонных лет, прежде не знакомый с Попцовым, начал настойчиво искать с ним встречи. Этот человек желал ознакомить известного ученого с сенсационными научными материалами, которые он когда-то давно, в сороковых годах, вывез из оккупированной Германии. Заинтригованный Попцов, наплевав на нормы секретности, пригласил ветерана к себе домой. Переводчик пришел на встречу, увешенный боевыми наградами, и потребовал, чтобы Попцов предъявил свой партбилет. Вообразив, что герой войны желает говорить с ним, как коммунист с коммунистом, Попцов выполнил просьбу, впрочем, не без смущения: в билете не было свежих отметок об уплате членских взносов; к тому времени дядюшка уже лет десять, как их не платил. Не тратя времени на изучение документа, Переводчик расставил на столе несколько цветных тетраэдров, произвел какие-то быстрые и непонятные действия и вручил изумленному Попцову копию его партийного

билета. Упаковывая тетраэдры обратно к себе в портфель, Переводчик предупредил, что вернется через три дня для более обстоятельной беседы и быстро ушел. Изумленный Попцов, несмотря на вечернее время, помчался в Институт, где подверг копию всевозможным анализам. Результат не укладывался ни в какие научные рамки. Копия представляла собой безупречный негатив оригинала, как будто бы билет был чудесным образом сфотографирован, но запечатлен не на пленке, а в пространстве. Через два дня копия документа сама собой исчезла, причем это случилось прямо на глазах у ученого. С этого момента Попцов с волнением начал ждать появления Переводчика: он сообразил, что не знает ни имени таинственного гостя, ни где его искать. Переводчик появился в обещанное время и завел разговор на совершенно неинтересную тему. Он говорил о какой-то секте, братстве светлых людей, которые, к сожалению, не умеют прощать, про сострадание ближнему и чуть было не порушенную любовь двух чистых сердец. Попцов вежливо слушал, кивал головой, а сам думал о том, как бы получить для исследования загадочные тетраэдры. Внезапно гость закончил свою странную речь и спросил, согласен ли слушатель с тем, что услышал. Попцов, естественно, выразил своё полное согласие, и Переводчик ушел, пообещав заглянуть завтра в это же время.

На следующий день таинственный старик пришел к дядюшке снова и заставил его принести нерушимое обещание. Делом это оказалось непростым и отняло больше трех часов. Ветеран «гонял» Персика по каждому из четырех пунктов, задавая всякие проверочные вопросы, пока не убедился, что Попцов искренне готов подписаться под каждым из них. После этого Попцов, находясь в пятиугольнике из тетраэдров, с полной убежденностью зачитал обещание целиком, и подписал его своей кровью. Откровенный идиотизм обряда не мог остановить Попцова: ученому очень хотелось получить пирамидки для изучения. Прощаясь с дядюшкой, Переводчик, кроме пирамидок и монет, оставил несколько листков бумаги, большая часть из которых содержала текст, напечатанный на немецкой машинке с готическим шрифтом, и еще два листка, заполненных дрожащим старческим почерком. На первом листке были некие комментарии к немецким текстам, а второй содержал текст нерушимого обещания, которое Попцов только что принес.

— Дядя, а что было в комментариях, которые оставил тебе Переводчик? — перебил родственника Иван.

— В немецких рецептах было сказано, что работоспособное золото и серебро должно быть сокрыто от человеческого взгляда десять тысяч неких серых циклов, а в комментариях говорилось про семьсот лет. Переводчик как-то сумел перевести эти непонятные циклы в обычные годы, — объяснил дядюшка и продолжил рассказ.

Просматривая через пару недель «Боголюбскую Правду», Попцов увидел некролог с фотографией, на которой он узнал Переводчика. Как оказалось, его гость умер через несколько дней после того, как расстался со своими сокровищами. Дядюшка Персик порадовался тому, что старик успел поделиться с ним своим секретом, и с увлечением продолжил изучать пирамидки. Он их измерял, облучал, просвечивал…

— Не нужно подробностей, — прервал его Петров, — тем более, что воспроизвести пирамидки ты всё равно не сможешь. Дальше рассказывай!

Наигравшись с пирамидками, Попцов решил сам попробовать что-нибудь удвоить. Как это сделал Переводчик, он не понял, поэтому раздал каждый из шести немецких листочков шести знатокам немецкого языка и вскоре сделался обладателем двух рецептов.

— Почему двух? — удивился я. Разве рецепта нерушимого обещания Переводчик вам не передал?

— Не передал, — подтвердил Попцов и продолжил рассказывать.

В качестве объекта удвоения Попцов выбрал денежную купюру. Услышав об этом, Алена и Иван со значением посмотрели друг на друга. Я ожидал, что они что-нибудь скажут, но вместо этого они нежно поцеловались и снова уставились на дядюшку. Я не видел, что там у них творится под столом, но был уверен, что рука Алены лежит в ладонях у Ивана.

— Никогда не понимал людей, смешивающих личную жизнь и работу, — подумал я.

Итак, дядюшка Персик удвоил своими руками купюру, и это произвело на него огромное впечатление. Одно дело видеть, как некий фокус при тебе исполняет кто-то другой, и подсознательно верить в то, что фокус — это, всего лишь, фокус. И совсем другое дело, совершив пару совершенно обыденных действий, получить в результате откровенное чудо. Только теперь дядюшке пришло в голову, что данное им в кругу пирамидок обещание, в действительности может заставить его «перестать дышать», если он сделает

что-то не так. Дядя Персик испугался. Он перечитал снова текст обещания и понял, что не представляет, как его выполнить. По счастью, он догадался о наличии связи между странной религиозной лексикой нерушимого обещания и легкомысленно пропущенным мимо ушей рассказом Переводчика про «братство светлых людей». Сектантов он отыскал без большого труда и вскоре встретился с их предводителем. Руководителю секты Попцов рассказал, что находится в духовных поисках, и попросил о помощи, сославшись на Переводчика, который, якобы, посоветовал ему сюда прийти. Предводитель сектантов с печалью поведал о гордыне ветерана, которая его отвратила от круга истинно верующих. Из дальнейшего рассказа Попцов понял, что дисциплина в секте была почище партийной, в лучшие ее времена. Духовный лидер рассказал, как некой влюбленной парочке из числа сектантов было отказано в благословении на брак. Вместо того, чтобы смириться и заслужить благими деяниями разрешение, молодые расписались в Загсе, и были с позором изгнаны из сообщества. Переводчик принялся их защищать в недостойной манере, поэтому пришлось с ним тоже распрощаться. Попцову удалось выяснить адрес мятежных молодоженов, и он отправился к ним в гости. По указанному адресу он нашел только молодую жену. Супруг ее покинул больше трех месяцев назад, вскоре после заключения официального брака. Брошенная молодая жена, будучи не в себе, поведала Попцову, абсолютно постороннему человеку, что муж ее оставил, прознав про аборт, который она произвела пару лет назад, еще до прихода в секту. Будучи, как и всякий мужчина, существом склонным к аналитическому мышлению, молодой муж понял, что, коль скоро девица сделала аборт, значит, была беременна. А раз была беременна, следовательно, с кем-то спала. А коли спала, значит, он у нее не первый. Такого удара нежная душа бывшего сектанта вынести не могла, и он сбежал. Брошенная жена сообщила Попцову, что уже обратилась в милицию, и скоро беглец пожалеет о своей глупости. А если милиция не поможет, то у обиженной девушки со старых времен остались нужные знакомства. Муж, конечно, после общения со старыми знакомыми большой ценности, как супруг, представлять уже не будет, но справедливость превыше всего.

Попцов вернулся домой в отвратительном настроении. Он уже догадался, что братство, которое богаче всех земных царей — это пресловутая секта, в которой он сегодня побывал. Их богатство, понятное дело, действительно не от мира сего — лучше и не скажешь! Что касается чистых влюбленных душ, то это — новобрачные, прекрасную половину которых он навещал сегодня. Принести им обоим «в один час» благую весть в виде части рецептов дядя Персик не смог бы при всём желании, по причине их несовместного проживания.

В общем и целом, дядюшка понял идею Переводчика. Тот хотел сделать так, чтобы волшебные рецепты попали в руки достойных. Если бы братству удалось помириться с изгнанной парочкой, то оно вынуждено было бы поступиться своей излишней принципиальностью и сделаться ближе к отдельным людям, а парочка, в свою очередь, приобщилась бы к некоторой дисциплине и общественным ценностям. Мысль, на первый взгляд неплохая, но все три достойных участника, которые должны были бы сделаться коллективным собственником рецептов, вызывали у дяди Персика омерзение. Тем не менее, спустя пару дней, Попцов снова посетил секту. Ему нужно было узнать, что это за «благородная цель», которой посвятил свою жизнь «достойный муж», сбежавший от молодой жены. Оказалось, что благородный юноша устроил приют для бездомных собак. Дядюшка принял информацию к сведению, поблагодарил и больше никогда к сектантам не возвращался.

— Теперь, я, кажется, начинаю понимать, зачем тебе было нужно два дубля, — произнес Иван, — ты хотел, чтобы наши с Аленой части были доставлены «в один час», но точно не знал, что такое «час», поэтому решил, что это должно случиться одновременно.

— Верно, — подтвердил дядя Персик, — я рад, что у тебя не возникло вопросов о достойном муже, посвятившем свою жизнь благородному делу и про прекрасную женщину, достойную любви этого мужа.

— С этим всё понятно, — подтвердила Алена и снова поцеловала Ивана в губы. Я бросил возмущенный взгляд сначала на Петрова, а потом — на Персика. Оказалось, что они не были склонны разделять моего возмущения. Петров смотрел на парочку с доброжелательным интересом, а Персик, казалось, от умиления готов был расплакаться.

— Затем я начал думать, какая организация, кроме секты, соответствует описанию братства из текста обещания и, спустя десять лет, придумал, — продолжил рассказчик.

— Про братство, что богаче всех земных царей, это ты здорово сообразил, — похвалил Персика Петров, — и богатство у Секвенториума не от мира сего, это уж точно. — Дядя Персик скромно улыбнулся.

— А почему Переводчик выбрал именно тебя? — спросил Иван.

— Точно не знаю. Думаю, что из-за моего интервью «Боголюбской Правде». В нем я утверждал, что лучше быть честным и хорошим, чем нечестным и плохим. Согласитесь, это довольно смелая сентенция.