Смерть после бала
Шрифт:
— Благодарю вас. Насколько мне известно, вы были на концерте Сирмионского квартета в Констанс-стрит-холле 3 июня?
Вслед за этим вопросом Аллейна в комнате установилась глубокая тишина, которую нарушало лишь тиканье настольных часов. Неожиданно Аллейна посетила странная мысль. Ему стало казаться, что в комнате находятся четверо часов: Фокс, Даймитри, он сам и этот маленький пульсирующий механизм, стоящий на письменном столе.
Наконец Даймитри ответил:
— Да, я был на этом концерте. Я очень люблю музыку Баха.
— Вы, случайно, не видели
Казалось, что крышка тех часов, которыми был Даймитри, неожиданно поднялась, и взору открылся лихорадочно работающий мозг. Должен он сказать да? Или нет?
— Я пытаюсь вспомнить. Мне кажется, я действительно припоминаю, что его светлость тоже был там.
— Вы совершенно правы, Даймитри. Он сидел недалеко от вас.
— Я мало обращаю внимания на окружающих, когда слушаю прекрасную музыку.
— Вы вернули сумочку миссис Холкат-Хэккет?
У Даймитри вырвалось резкое восклицание. Карандаш Фокса резко дернулся, проведя черту через всю записную книжку. Даймитри вытащил левую руку из кармана и уставился на свои пальцы. Три капельки крови упали на его полосатые брюки.
— У вас рука в крови, мистер Даймитри, — заметил Аллейн.
— Я сломал свой монокль, — сказал Даймитри.
— Вы сильно порезались? Фокс, моя аптечка в шкафу. По-моему, там есть вата и пластырь.
— Не нужно, — сказал Даймитри. — Ничего страшного.
Он обмотал свой тонкий шелковый носовой платок вокруг пальцев и прижал их к груди. Его лицо было белым, как мел.
— Вид крови всегда крайне неприятно действует на меня, — пояснил он.
— Я настаиваю, чтобы вы позволили мне перебинтовать вам руку, — сказал Аллейн.
Даймитри ничего не ответил. Фокс принес йод, вату и пластырь. Аллейн размотал платок. Два пальца были порезаны и сильно кровоточили. Пока Аллейн обрабатывал рану, Даймитри сидел с закрытыми глазами. Его рука была холодной и влажной.
— Ну вот, — наконец произнес Аллейн. — А сверху еще обмотаем платком, чтобы не было видно кровавых пятен, которые вас так расстраивают. Вы очень побледнели, мистер Даймитри. Не хотите немного коньяку?
— Нет. Нет, благодарю вас.
— Как вы себя чувствуете?
— Мне немного нехорошо. Прошу простить меня, но, пожалуй, мне лучше уйти.
— Конечно. Когда вы ответите на мой последний вопрос. Так вы все-таки вернули сумочку миссис Холкат-Хэккет?
— Я не вполне вас понимаю. Мы говорили о сумочке леди Каррадос.
— А сейчас мы говорим о сумочке миссис Холкат-Хэккет, которую вы взяли из-за подлокотника дивана на концерте Сирмионского квартета. Вы будете отрицать, что взяли ее?
— Я отказываюсь продолжать этот разговор. На все дальнейшие вопросы я буду отвечать лишь в присутствии моего адвоката. Это мое последнее слово.
Он поднялся со своего места, Аллейн и Фокс следом за ним.
— Хорошо, — сказал Аллейн. — Нам придется встретиться еще раз, мистер Даймитри, а потом еще раз и, осмелюсь предположить, еще. Фокс, вы не проводите мистера Даймитри?
Когда дверь за ними закрылась, Аллейн снял трубку внутреннего телефона.
—
— Андерсон должен сменить Кэрви, сэр.
— Скажите ему, чтобы доложил, как только у него будет возможность. Но пусть не рискует. Это очень важно.
— Хорошо, мистер Аллейн.
Аллейн стал ждать возвращения Фокса. Тот вошел в комнату, улыбаясь до ушей.
— Просто удовольствие посмотреть, как его вышибли из седла, мистер Аллейн. Он не может понять, где находится — в Мейфэр, Сохо или Уондзуорте [16] .
16
Самая большая в Англии тюрьма, в ней содержат преимущественно рецидивистов.
— Нам придется немало поработать, прежде чем он окажется в Уондзуорте. Как вы сможете уговорить женщину вроде миссис Холкат-Хэккет подать в суд на человека, который ее шантажирует? Да никогда в жизни она не пойдет на это, если только…
— Если что?
— Если альтернатива будет еще более ужасной. Кажется ли вам возможным, Фокс, что Даймитри заказал себе немного икры и шампанского, решив угоститься за счет сэра Герберта, что Франсуа, принеся ему поднос с ужином в буфетную, удалился, а Даймитри, быстренько прихватив где-то пальто и цилиндр, выскочил через черный ход на улицу как раз вовремя, чтобы перехватить в тумане лорда Роберта, нахально напроситься к нему в попутчики и укатить вместе с ним на такси? Способны ли вы проглотить весь этот бред, а вдобавок открыть пошире свои огромные челюсти и заглотить еще одну идею — что Даймитри, совершив убийство и разыграв последующий спектакль с переодеванием, вернулся в Марсдон-Хаус и уселся ужинать, как ни в чем не бывало, и никто ничего не заметил?
— Когда вы так говорите, сэр, это действительно выглядит нелепо. Но тем не менее мы все равно не знаем, насколько все это невыполнимо.
— Вы правы, этого мы не знаем. К тому же он как раз подходящего роста. У меня такое чувство, Фокс, что Даймитри ведет эту игру с шантажом не в одиночку. Но нам чувствовать не позволяется, поэтому пока оставим это. Если в этом участвует еще какой-нибудь негодяй, они непременно попытаются вступить в контакт. Нам нужно проследить за этим. Сколько времени? Час? В два мне нужно быть у сэра Даниэля, а до этого мне необходимо встретиться с помощником комиссара полиции. Идете со мной?
— Мне немного нужно поработать с документами по делу. К тому же в любую минуту может позвонить наш человек из Ледерхеда. А вы, мистер Аллейн, лучше идите пообедайте. Когда вы ели в последний раз?
— Не знаю. Послушайте…
— Вы сегодня завтракали? — спросил Фокс, надев очки и открыв папку.
— Бог мой, Фокс, я не кисейная барышня.
— Это не обычное дело, сэр. Вы можете говорить, что угодно, но оно касается вас лично. И не будет никакого проку, если вы будете изнурять себя.